Но и сам он в таком случае наверняка привлечет излишнее внимание любого стороннего наблюдателя. Получалось, что топать нужно было к одной из станций метро.
Влад поднял воротник куртки и шагнул под усилившийся дождь. Прохожих не было. Это, в общем, ничего не значило, наблюдать могли из окна любого соседнего дома, передав потом по рации или телефону эстафету поджидающему в отдалении специалисту.
Или могли следить каким-нибудь другим способом, экзотичным и трудно определяемым. И тут ничего не поделаешь. С этим нужно просто смириться и реагировать только в самом крайнем случае.
Все, что рассказывал полковник, нужно было обдумать. Он согласился сразу не потому, что так уж хотел повышения в звании и прочих пряников. Да и в милиции Влад остался до сих пор не из-за того, что боялся потерять работу, лишиться удостоверения, оружия и власти.
Влад ждал. К нему должны были прийти, рано или поздно. Так или иначе, но его в покое не могли оставить, Хозяин ему все подробно объяснил. На примерах и очень доходчиво.
Сердце замерло, напомнив Владу, что Хозяин относится к воспоминаниям запретным. Стоило начать вспоминать, и мир снова становился совсем чужим, враждебным и несправедливым.
За ним должны были прийти – пришли. Он еще мог поверить, что полковник поручил это странное дело ему, Владу, из-за простого стечения обстоятельств. Повесить мутного откровенного глухаря на мента, самозабвенно рубящего сук под собой – сам бог велел.
Если что накопает – слава достанется начальству. Если сломает себе на этом голову – туда ему и дорога. Поверить в такую схему Влад мог.
Не поверил поначалу, но это только по той причине, что последнее время не верил вообще никому. Но вот когда появилась визитка Серого – тут уж ни о каких совпадениях речи быть не могло.
Вынырнувшего из-за угла Осокина Влад заметил в последний момент, резко изменил направление и влетел в пропахший кошками подъезд. Не хотелось сейчас встречаться ни с кем, а тем более с подполковником Осокиным. Хотя бы сегодня. Завтра тот наверняка вызовет к себе и будет занудно инструктировать, передавая последние указания начальства, а то вдруг потребует предварительный план розыскных мероприятий. С него станется.
Ведь сделает простецкое лицо, будто не понимает, что организацией розыска должен заниматься уж никак не опер. И вообще, прокуратура пусть работает. В самый раз...
Осокин прошел мимо крыльца, позвякивая бутылками в пакете. Влад осторожно выглянул, убедился, что подполковник дошел до подъезда, в котором находилась явочная квартира, и совсем уж собрался выйти на улицу, но замер, а потом шарахнулся обратно.
Здоровенная псина, почти неразличимая в темноте, не торопясь, протрусила к тому самому подъезду, где скрылся Осокин, как-то задумчиво посмотрела на дверь, подняла голову, словно пытаясь рассмотреть за окнами на лестничных клетках, как подполковник поднимается на третий этаж.
Темно-серая, волчьего окраса зверюга осмотрелась и медленно пошла вдоль дома.
Влад перестал дышать, когда собака остановилась напротив подъезда, в котором стоял он.
Это просто обычная собака, попытался обмануть себя Влад. Много их сейчас по городу бродит. Даже волки, говорят, начинают бродяжничать среди людей. Отличить волка от собаки сможет только охотник или биолог, а если даже и поймет кто – ну, позвонит в милицию. И всех делов.
«Просто собака», – повторил мысленно Влад.
Это не одна из тех тварей, что пытались убить его в Косово. Пусть даже волк, но обычный волк. Самый обычный.
Сейчас зверь постоит немного и пойдет дальше, к мусорным бакам.
Пальцы правой руки, сжимавшие пистолет в кармане куртки, свело судорогой. Можно стрелять, промаха не будет, он был уверен. Свалить тварь пулей в голову, потом – подойти и добить. Расстрелять всю обойму. Лучше – две. И бежать.
Не просто уносить ноги с места преступления, а бросить все и бежать из города. Но тогда придется бежать всю оставшуюся жизнь – это Хозяин ему тоже объяснил очень доступно и доходчиво.
Остаться в подъезде? Так ведь учуял его зверь. Наверняка учуял. От кого прятался капитан милиции? От подполковника Осокина – чушь. Подполковник уже прошел, а он, Влад Гетьман, все стоит в вонючем подъезде, держась за дверную ручку, словно барышня, спрятавшаяся от хулиганов.
От собаки прячется Гетьман. А почему он от нее прячется? Отчего крутой капитан так боится лучшего друга человека? Или он подозревает, что если эта тварь и чей-то лучший друг, то никак не его, капитана Гетьмана?