Пока её раздевали, а затем мыли так тщательно, что она чувствовала себя осквернённой, никто не проронил и слова. Лаура обхватила верхнюю часть тела, когда двери на другой стороне камеры открылись, и к ним вышла женщина. Она была старше Лауры, одетая в белое, но с оттенком желтизны. Светло-кремовый цвет. С опущенной головой она подошла с ножницами к Лауре. Её намерение было очевидно. Апатию Лауры как рукой сняло.
— Только не волосы.
Зажатая в ловушку между солдатами и женщиной, она дёрнулась, избегая ножниц. Солдаты снова крепко схватили её за предплечья. Лаура сопротивлялась, пока женщина состригала ей волосы, пучками, где-то обнажая даже череп, где-то оставляя длину в толщину пальца. Где-то в два. Ножницы состригли её гордость и оставили ни с чем. Здесь у Лауры не было выбора.
Никаких прав.
Ещё одно ополаскивание позаботилось об оставшихся прядях волос, смывая их с кожи. Лаура дрожала, с неё капала вода. Закончат ли они всё, наконец? Они подвергли её стольким уровням обеззараживания, что Лаура задавалась вопросом, отделится ли кожа от плоти. Она поднесла руку к голове и почувствовала щетину. Они лишили её волос. Это не должно волновать. В конце концов, Лаура и раньше их сбривала. Но в этот раз, почувствовав под ладонью колючки, расплакалась. Эта потеря лишь подчеркнула её глупость — думать, что она может быть свободна. Лаура считала себя такой умной. Думала, что может справиться с Анклавом и свободно уйти.
«Мне следовало бы знать лучше».
Анклав забрал всё. Её волосы. Её личность. Даже жизнь Акселя. Лаура слышала отчёт солдат, пока они проходили дезинфекцию. Им плевать, что они добавляют ей страдания. Аксель умер в Долине. Он и вся его шайка. Никакого спасения. Никакого побега, потому что Лаура не могла призвать силу. Препараты, которые ей ввели, замедлили движения. Затуманили разум.
Лаура не могла вызвать гнев или ярость. Только печаль.
Из-за тяжести внутри она совершала действия на автомате. Она надела платье, которое ей, наконец, дали, естественно, белое, из тонкого материала. Съела принесённую еду — какую-то питательную безвкусную похлёбку. Лаура с трудом смогла её проглотить. По щекам потекли непрошеные слёзы, пока Лаура черпала ложкой ту ужасную смесь. Какое же резкое отличие от того, что она потеряла.
Она сдалась на их анализы. Её кололи. Скребли. Прослушивали сердце и заглядывали в рот. В течение этих экзекуций Лаура не проронила ни слова, иначе раздался бы визг, от которого разбились стёкла, и замолчать она уже бы не смогла.
Закончив с анализами, они сняли лёгкое платье и выдали форму Улья — платье из плотного материала, который, наконец, вернул немного тепла конечностям. Лаура остро ощутила, как воздух обдувает голову, когда пара солдат повела её куда-то по ряду коридоров, стены которых были сделаны из окрашенного цемента. Белые. Никаких окон, лишь двери. Они спустились на лифте и пересекли дорожку, сделанную из переплетённых стеклянных листов, образующих мост между зданиями.
— Где мы? — нарушила тишину Лаура, когда любопытство взяло верх над апатией.
— В Инкубаторе.
— Это я поняла. В какой его части?
— Мы только что покинули центр приёма.
— И куда направляемся? — спросила Лаура, когда они вошли в новое здание.
Солдат ничего не ответил и не объяснил, почему они спустились на ещё одном лифте на главный уровень и направились наружу, где повели Лауру по потрясающе чистым дорожкам, образованным бесшовным бетоном.
По-видимому, их пунктом назначения являлось высокое круглое здание, которое могло похвастаться большими окнами. Лифт доставил их на верхний этаж. В помещение пентхауса с окнами по всему периметру. Упорядоченное место. Всё в Инкубаторе работало как часы.
Какая скука.
Сопровождавшие Лауру солдаты усадили её на стул и сделали шаг назад, оставив её лицом к лицу с человеком за массивным столом. У него были тёмные волосы с рыжим отливом, и обвиняющий взгляд.
— Ты старая, — заявил он, что казалось странным, учитывая, что сам выглядел почти того же возраста, что и Лаура.
— Если я старая, тогда зачем меня сюда притащили? — вырвались из вялого тела гневные слова. На мгновение Лаура почти разозлилась. Раскалённый взрыв, как ливень красок в сером мире.
— Ты здесь, потому что, похоже, поздно расцвела.
Тонкое замечание. А Лауре не хотелось тонкости.
— Уж не хотите ли вы сказать, что я Аномалия? — Лаура вздёрнула подбородок и заставила себя сосредоточиться на мужчине. Красивый, хотя и внешне жестокий, с суровыми чертами лица, бескомпромиссно сжатыми губами, холодным взглядом.