Несложную работу? Всего-то покормить лежачего? А как часто среднестатистической женщине приходится это проделывать, если, конечно, она не является матерью этого несчастного инвалида?
Разумеется, Хлоя не стала задавать эти глупые, бессмысленные вопросы, хотя они так и не вертелись у неё на языке - она просто не хотела напрашиваться на ссору, тем более что девчушка-воспитательница показалась ей такой милой и вежливой.
Женщина сразу приметила ржавую панцирную кровать, на которой, скорчившись в позе эмбриона лежал длинный для своих девяти лет, болезненно-худой мальчик с резко выступающими скулами на некрасивом, желтовато-бледном лице. Его руки и ноги казались не толще швабры, голова сидела на цыплячьей тонкой шее и казалась по размеру едва ли не такой же маленькой, как у микроцефалов, один внешний вид которых так напугал Хлою. И совершенно очевидно было, что этот мальчик, к которому женщина, как ни старалась, не могла испытать ничего, кроме суеверного страха, полностью парализован.
Тарелка с супом стояла тут же, на тумбочке, исходя белыми клубами тёплого пара и дразня её обаяние восхитительным запахом. Инвалид, как поняла Хлоя, был способен шевелить только глазами, причём был скован этим параличом с самого рождения. И сейчас эти глаза его выражали такое беспросветное, осмысленное отчаяние, что женщина, едва посмотрев в них, мгновенно забыла про своё глупое, эгоистичное отвращение. Она мгновенно представила его положение, в каком этот ребёнок находился долгие девять лет и просуществует ещё многие, многие годы, если смерть не заберёт его раньше положенного.
- Я вижу, Вы в замешательстве.
На этот раз Хлоя не стала ни вскрикивать, ни вздрагивать - слишком дружелюбно прозвучал высокий юношеский голос, совсем недавно подвергшийся подростковой мутации. Женщина просто обернулась через плечо, чтобы встретиться взглядом с золотисто-карими глазами в обрамлении длинных, как у девочки, ресниц. При свете дня Бальдерик оказался ещё более бледным и утончённым, чем казался при свете свечей прошлым вечером; но теперь, несмотря на вежливый тон, было в нём что-то, чем он неуловимо напоминал своего тёмного двойника. Хлоя невольно похолодела, вспомнив гаснущие свечи и почти детский, но жестокий голос с ледяными нотками и змеиным шипением в каждом звуке.
- Не знаете, как приступить? Дайте, я Вам помогу. Вот увидите, в этом нет ничего сложного, - Бальдерик обезоруживающе улыбнулся, показав ровные, безупречные зубы.
И Хлоя не смогла устоять перед его обаянием; она никогда не могла устоять перед очарованием красивых людей, даже если красота скрывала за оболочкой чёрную душу.
- Пожалуйста, Бальдерик. Я не против.
Ещё раз улыбнувшись своей сияющей улыбкой, от которой у него на щеках появились ямочки, как у девушки, юноша наклонился к самому лицу инвалида, поднеся к его рту ложку с горячим варевом.
- Ешь, ну же.
На миг, всего на краткий миг Хлое показалось, что в глазах парализованного мальчика вспыхнул какой-то животный ужас, но спустя секунду снова исчез. Послушно открыв рот, мальчик проглотил ложку супа и даже облизал губы, слизывая остатки.
- Спасибо тебе, Бальдерик! У тебя талант ладить с детьми, - Хлоя светилась от счастья - ей было радостно, что не придётся тратить силы и время на кормление этого бездвижного инвалида, которое представлялось ей настоящим мучением.
- Да ладно. Вы идите, отдохните, а я продолжу кормить мальчика. Мне не трудно, поверьте.
И Хлоя вышла из помещения, всё ещё улыбаясь ненавязчивому проявлению дружелюбия и учтивости со стороны этого красивого, хоть и странноватого в своей вечной возвышенности и истинно аристократической вежливости подростка. Жуткий, полный боли и страдания крик вывел её из приятных размышлений и мечтаний о предстоящей дружбе с Бальдериком; так могут кричать разве что мучимые в Аду грешники...
Бегом женщина бросилась обратно в комнату, где, всхлипывал и завывал, несчастный инвалид, и сердце Хлои сжалось, когда она увидела его покрасневшее от ожога лицо. Бальдерик стоял рядом, и не было в его глазах ни страха, ни раскаяния, а одно лишь холодное, бесстрастное выражение, какое женщина увидела бы во взгляде Бастиии прошлым вечером, если бы тогда в замке не было бы так темно.
- Ой, извините. Он опрокинул на себя суп.
Глава 5. Плюшевый мишка
Стараясь не смотреть на побледневшее от праведного гнева, покрытое похожими на ожоги красными пятнами лицо директрисы, Хлоя то опускала глаза, то поднимала их на покрытые паутиной портреты - ей было слишком страшно смотреть в глаза этой старушке, тем более, что сейчас эти глаза метали молнии, и, казалось, словно очи Медузы Горгоны могли превратить в хладный камень любое живое существо.