Сорина молчала, теперь на сто процентов уверенная в темной природе мужчины. Он воздействует на ее сестру не только запахом, но и жестами, словами, взглядами. То, что он так часто ее касается, не случайность. Не случайность и то, что рядом с ним Сиена стремительно глупела и становилась похожа на чувствительную клушу. Но как же идет воздействие? Если Сиена чувствует запах, почему его не слышит Рина?
Ян был уже рядом, гладил Совушку по голове, шептал что-то успокаивающее.
— Я не хотел быть причиной твоих слез, Сиена… Все это давно кончилось, прошло, забудь. Нужно смотреть в будущее, понимаешь?
— Никогда больше… не напоминай…
— Никогда! — горячо пообещал Ян. — Рина, подай вина.
Девушка ошалело кивнула и потянулась за бутылкой, после чего передала ее мужчине. А вот и самая важная проверка... Инчентед налил темного красного вина в бокал, подал плачущей преподавательнице. Она отказалась пить, и тогда он выпил содержимое залпом.
Сорина вылупилась на мужчину в надежде увидеть хоть что-то, но… ничего. Ян мало того что никак не показал своей якобы «магии», так еще и налил второй бокал, начал потягивать.
«Провал, — констатировала Рина. — Моим домыслам снова никто не поверит. Этим упертым засранцам подавай серьезные улики, а то, что моя сестра очарована по самые гланды, никого не интересует».
— Рина, сходи к миссис Коттон, попроси ее принести валерианы, — дал поручение Ян. — Нужно успокоить Сиену.
— А где она?
— На кухне, налево по коридору до конца.
Девушка поплелась, чувствуя себя полнейшей неудачницей. Что теперь? Как она докажет Веленсу, что Инчентед что-то скрывает? Обмолвка о фамилии Буза слишком ненадежное доказательство, мало ли, Сиена рассказывала ему о них. Девушка обнаружила окно, выходящее на улицу, помахала рукой. Стайлз ее заметил. Сорина медленно покачала головой. Позже она под предлогом «Хочу нарвать вон тех цветочков» вышла в сад, и приблизилась к ограде, где прохаживался с таксой Веленс.
— Выдул все, даже не икнул, — бросила она. — Сиена сидит ревет, в комнате ничем не пахнет. И все-таки, он что-то знает о Бузе, и я печенкой чую – он негодяй.
— Без доказательств я ничего предпринимать не буду.
— Ну, какой же вы баран! Я вам прямым текстом говорю – он это, он, а вы все тугодумкаете.
— Послушай, девочка – еще одно слово в таком тоне, и ты окажешься за решеткой. Я оставлю тебе на защиту двух парней. Если что – знак в окно, как и условились. Задержание в любом случае сегодня проводить не будем, так что особо не усердствуй. Посидите с Инчентедом до вечера, поболтайте. Авось, где и проколется.
— Но он уже прокололся!
— Неужели? Первое правило ГУМПА – только серьезные доказательства. Поняла?
— Ладно, но тогда оставьте Олдфордов. Мне кой о чем надо расспросить Змея.
— Хорошо.
Мужчина пожурил якобы задержавшуюся таксу и медленно побрел дальше по улице, изображая степенного горожанина на прогулке.
На улицу наползали сумерки, деревья начали бросать причудливые тени, и зажглись электрические фонари. Адриан думал не об убийствах, не об опасности для Рины, а о Совушке. Ей никто не сказал вчера, что она зачарована, то есть больна, да и не поверит женщина в это. Олдфорд помнил, как в студенчестве после опытов с эликсиром к ним тянулись арнарцы – обхаживали, осыпали комплиментами, млели, старались касаться по поводу и без. Коралина стала первой жертвой такого воздействия. Она была очарована Ясселем, и глушила порывы убежать, перестать с ним видеться, хоть этого и требовало ее чувство самосохранения. Ее Адриан не уберег.
— Если ты когда-то полюбишь, — сказал дядя племяннику, — никогда ее не отпускай. Никогда.
Киллиан покосился на страдающего родственника.
— Мы ждем знака от Поганки. О чем ты думаешь?
Адриан пожевал губу и отвернулся, не получив поддержки. А Кил, поразмыслив, произнес:
— Если она тебе нравится, приди и забери ее.
— Она не вещь, чтобы ее забирать.
— Давай без этих отговорок. Все вчера видели, как она тебя выгораживала.
— Она любит его, — замогильным тоном произнес Адриан и понял, что очень хочет напиться.
— Не факт. Может, просто влюблена. А это легко лечится. Но если ты будешь сидеть здесь и жалеть себя, то точно ее потеряешь, — молодой человек откинулся на спинку кресла и продолжил глазеть в окно. — Уже вечер, они, должно быть, сидят за столом и шутят. Этот белокурый обхаживают толстушку, шепчет ей нежности на ушко, и даже терпит Поганку рядом. Ну, просто идиллия.