Но Адриан не мог… просто не мог поставить эту ляррову подпись.
— Я передумал, — резко сказал Олдфорд и поднял на министра синие глаза.
— В каком смысле? — не понял Лавель.
— Я не хочу знать имен инквизиторов. Месть не принесет облегчения и ничего не изменит. Я не забуду, что произошло, но возвращаться в прошлое не хочу.
— Чего же вы хотите, в таком случае? — разволновался министр. Под взглядом Олдфорда он начал робеть. Вот, пожалуй, главное отличие между двумя бывшими друзьями – Яссель гибок, с радостью идет на компромиссы, Адриан же упрям, как стальная палка.
— Я хочу в будущее. В светлое, наполненное счастьем, рядом с любимой женщиной и племянником. И я не хочу, чтобы моя страна стала оплотом черных сил и живых автоматов.
— В вас говорят устаревшие идеалы.
— Я не буду помогать вам.
— Значит, вы дурак, — констатировал министр. — Сентиментальный идеалистичный дурак. Признаться, так о вас и отзывался Велье. В вас есть ум, воля, но вы не умеете этим пользоваться. Разочарован, крайне разочарован.
Олдфорд промолчал, и министр не отказал себе в удовольствии добавить:
— Этим вы только что подписали себе и племяннику смертный приговор. Я снизошел до разговора с вами лишь из уважения к вашим предкам, но сейчас вижу, что зря.
— Не перекладывайте на меня ответственность. Смертный приговор выносите вы, и только вы.
— Уведите его! — рявкнул Лавель, потеряв терпение. Убивать Олдфордов было невыгодно, и министр планировал «дожать» их до нужной консистенции. Отдать парня инквизиторам на забаву – и Адриан вмиг позабудет про свои идеалы.
Киллиан сидел на кровати в небольшой темной камере. В Ордене святой Инквизиции считали священным запах мяты, якобы отпугивающий всякую скверну. Змей же подобный запах не переносил, к тому же его мутило после ударной дозы успокоительного в сочетании с лучезариумом. Поднявшись с узкой короткой кровати с впивающимися в спину пружинами, он увидел на поцарапанном столике кувшин с водой и ведро для естественных нужд.
Какая удивительная забота!
Олдфорд решил не пить воды из кувшина – мало ли, что в нее могло быть намешано – и прошелся по унылой одиночной камере. От надоедливого запаха мяты ему становилось все хуже. Он походил по камере, стараясь унять головную боль, но получалось скверно.
Киллиан дернул головой – в темном углу камеры ему почудился зловещий силуэт высокого человека. Началось… Нельзя ни с кем сочетать луч, иначе начнутся галлюцинации. Киллиан подошел к тому самому углу, и на мгновение перед ним предстал обгорелый труп с раззявленным ртом. Пахнуло жженой плотью.
«Это все ненастоящее. Всего лишь игра разума. Сделай десять спокойных вдохов».
На не помогло. В коридоре послышались шаги, шорох, после чего дверь открылась, и перед Олдфордом предстал ни кто иной, как Буз Тальмон. Правда, узнать в этом хмуром молодом человеке неунывающего толстяка было сложно. Тальмон быстро втолкнул Кила в камеру и закрыл за собой дверь.
— Я видел, как вас привезли, — срывающимся голосом поведал Буз, и начал стягивать с Кила одежду.
— Это все ненастоящее, — проговорил Олдфорд.
Заметив, как подозрительно аристократ на него смотрит, и как косится в пустой угол, Буз со всей силы ударил его по лицу. От удара Кил не удержался на ногах, свалился на пол. Из носа потекла кровь. Но… стало легче. Боль обладает весьма удобным отрезвляющим действием.
— Настоящее, — уверенно заявил Буз, который давно уже мечтал врезать заносчивому аристократу. Пусть не время и не место, зато как приятно! — Я видел, как вас тащат. Держи.
Тальмон подал Килу форменную одежду инквизитора – черные свободные брюки, длинную рубашку. Олдфорд не сразу понял, чего хочет полукровка.
— Надевай скорее. Мы должны успеть.
— Успеть что? Откуда ты здесь? Как смог открыть камеру?
— Долгая история. Я полукровка, здесь пока в роли уборщика. Я видел, как вас привезли. Тебя будут пытать, Рину отправят на ритуал.
— Ритуал?
— Убийство! — сорвался Тальмон и едва удержался, чтобы снова не ударить Кила. — Ты втянул Ринку в это? Ты?
— Она сама, — отчеканил Киллиан и хотел сказать, что плевал с большой колокольни на Сорину и на его самого, но не хотел лгать ни себе, ни парню. Он не добряк с сердцем, полном благодати, но и не подонок. Так, середняк…
— Ладно, — сдавленно сказал Буз. — Если спросят – мы уборщики, идем прибирать пыточные.
— И это весь твой план? — поразился Змей. — Добраться до пыточных?