«Решили не принимать больше эликсир. Пусть пропадет даруемая им магия, зато мы останемся людьми».
Следующая запись была сделана через несколько месяцев.
«… О том, что у меня родился ребенок, знают только те, кто принимал роды. Я не знаю ни его пола, ни как он выглядит – сразу по рождении приказала отвезти в первый же сиротский приют. Не могу рисковать. Что, если он обычный? А. говорит, что наш запах может запросто свести с ума обычного человека. Он в ужасе и хочет перевестись, бросить все. Я. отговаривает его, потому что теперь для нас нет выбора – только оставаться в Арнаре, среди природных магов. Обычным людям мы принесем лишь вред.
Мы отравлены черной магией. У нас ядовитые сердца».
Через несколько дней А. написала коряво и размашисто, заливая страницу слезами:
«Я изливала перед тобой свою душу, милый дневник, много дней. Наконец, я все узнала, все! И я поведаю тебе об этом. А потом сожгу, чтобы начать новую главу жизни.
Я, Амаэль Вил… — дальше слова были неразличимы, —… бросила своего сына, наделенного арнарской магией, и оставила в хадрийском приюте. Я и мои бывшие друзья …. …. …. и промолчала о том, что он убил …. …. Не эликсир опасен, а магия, которой нас научил … . Мы верили ему! Он вывернулся ... Олдфорд … спрашивает … только животные и не-маги… знает о … я уехала в Войл, на самую границу, подальше. Но магия требует жертвоприношений.
Я, Амаэль, и я монстр.
И, пока огонь не пожрал тебя, дневник, заклинаю – храни мои тайны».
От длительного напряжения у Сорины заболели глаза, прошло не меньше двух часов, но она полностью забыла о времени. Не зря Змей искал дневник. Рина вспомнила, что видела в его лаборатории заметку о нем. Увы, самая последняя и самая ценная запись была едва различима – так расплылись строчки. В дневнике говорилось про Адриана Олдфорда, в этом нет никаких сомнений – в указанном промежутке времени ему как раз было лет семнадцать. Он проводил исследования со слизью золотоносных червей, и, возможно, убил некую «К». А еще создал «арнарский эликсир». Получается, что Олдфорды никакие не химики, а алхимики. И им стоит бояться Инквизиции. Тогда как осмелился Адриан пригласить студентов в их логово? Как не побоялся показать Джиду?
Или он настолько уверен, что его не тронут?
Девушка смахнула со лба холодный пот и отложила дневник. Амаэль писала такие вещи, про которые вряд ли кому-то хотела рассказать. Она хотела его сжечь, но это у нее не вышло. Быть может, и ее убили – Адриан или другой ее друг. А дневник зачаровали и почему-то оставили в Берне, как и писал Киллиан, «на видном месте».
Вопросы требовали ответов. Но одно было совершенно ясно – Адриан такой же «монстр», как и Амаэль, потому что принимал эликсир. А в ее руках самая настоящая улика. Эх, если бы можно было натравить на Олдфордов инквизиторов, показав эту вещь! Они бы выпытали у них правду о Бузе.
Киллиан очнулся со страшной головной болью. Он со стоном поднялся, отряхнулся – в помещении не осталось и следа от магической реакции. Еще бы! Девчонка здорово приложила его чем-то и при желании вполне могла убить. Он не видел ее, но услышал, как она судорожно вздохнула перед ударом. Маленькая дрянь выследила его!
Молодой человек собрал свои вещи, дал новые указания хозяйке магазина и поспешил вернуться в свой паровик. В бардачке он нашел бутыль воды, выпил немного и посмотрел на свое лицо. Вместо ожидаемого гнева на нем было написано мрачное удовлетворение.
Кейн не обычная девчонка, это уж точно – обычная бы не решилась бить его по голове. Не испугалась, не затаилась. Решила, что может играть с ним в игры? Ну что ж, он научит ее правилам. Адриан говорил, что мисс Сорина Кейн была одной из самых проблемных студенток на его памяти, хотя он был знаком с ней всего-то ничего. Пора проучить это зарвавшееся существо.
Ох, как же болит голова… Но времени на дела было мало, поэтому молодому человеку пришлось превозмогать неприятные ощущения и надеяться, что удар не будет иметь плохих последствий.
Олдфорд повернул ключ зажигания; из-под капота раздался вздох и сменился приглушенным рычанием. Машина плавно тронулась с места, уверенно набрала скорость. Канули в лету те времена, когда паровики ездили кое-как, издавали много лишнего шума и отличались большой аварийностью. Теперь не нужно было беспокоиться о том, что скорость неожиданно упадет или подскочит, двигатели не взрывались. Киллиан повернул руль, инкрустированный слоновой костью, и поехал по направлению к водопадам, служащим негласной границей между Арнаром и Хадрией.