— Поразительно. Проходить контроль, ставить блок на магию, чтобы лишь пересечь границы…
— У меня нет магии, Сиена.
Девушка остановилась.
— Как?
— Во мне она не проявилась. Я «пустой», как говорят у нас. Поэтому, наверное, мне больше нравится проводить время в Хадрии, чем дома. И поэтому мне так хорошо работается с вашими студентами.
— Я считала, у всех арнарцев непременно имеется хоть капелька способностей!
— Нет, это большое заблуждение. С каждым годом в стране магии и золота все меньше золота, и все меньше магов. Но я даже рад, что так происходит. Надоедает каждый день видеть бестолковые чудеса, неуклюжую левитацию малышни, и смотреть на дам, чья красота наведена не только косметикой, но и чарами. В этом отношении Хадрия намного более честная страна. Здесь нет дискриминации по уровню магического потенциала и вокруг такое разнообразие личностей… Знаешь, каково это – жить среди голубоглазых блондинов и считать себя каким-то бракованным? Лишь потому, что глаза не подобающего цвета.
— Зато у вас нет Инквизиции, — горько сказала Сиена.
— Да, много крови испила эта ваша Инквизиция. У нас энзорами детей пугают. Сиена, я тебя обидел?
Кейн покачала головой.
— Нет, это все мои тараканы. Знаешь… — Совушка хотела увести тему в сторону, но почему-то расчувствовалась. На глазах набрякли тяжелые слезы, упали на бархатистую кожу щек, скатились вниз.
Ян стер слезы со щек и прикоснулся губами к ее – влажным, солоноватым, вкладывая в целомудренный поцелуй заботу и участие. И ему было безразлично, что целоваться в общественном месте категорически запрещено и несколько старушек уже шипели на них.
Совушка, вместо того, чтобы оставить свои невзгоды, начала плакать еще горше, портя их первый поцелуй. Но Инчентед не отстранялся; он бережно обхватил ее лицо ладонями, прервал поцелуй и посмотрел на нее. Сиена не была красавицей, но ею можно было восхищаться за одни только загадочные глаза. Она была как туман – призрачная, неуловимая, непонятная.
Арнарец прошептал:
— Ты меня завораживаешь.
— Ты украл мою реплику, — ответила Совушка.
— Бесстыдники! Где это видано – такие мерзости творить, да при всех? — одна из старых леди была полна решимости отделать их клюкой. Кейн от неожиданности оступилась и сломала каблук. В который раз!
Ян взял ее на руки, всколыхнув кружевную нижнюю юбку, и подмигнул старой мегере.
— Куда? — спросил он у Сиены.
Она ничего не ответила, улыбаясь сквозь слезы.
— Значит, куда хочу.
Сорина сидела на лавочке у входа в институт. Общежитие закрывалось ровно в десять часов, и до этого момента оставалось чуть меньше пятнадцати минут. Хенди был маленьким городком, и оживленно в нем было, лишь когда начинался учебный год в институте. Сейчас же на территорию заходили только родители абитуриентов, да и то утром, и только в направлении приемной комиссии.
Девушка глядела на высокие липы, своими ветвями будто поглощающие ночную темень, слушала, как скворчит бекон на сковороде у сторожа, и нервничала. Причин для этого у нее, конечно, хватало, но сейчас на первый план вышла тревога за Сиену. Совушка… с мужчиной… с богатым мужчиной… Это все неправильно. И Ринка никак не могла понять, что именно неправильно. На Сиену засматривались многие, но она совсем не замечала чужого интереса, занятая своими растениями, лекциями, учебными планами.
Рина знала свою сестру досконально. Причина ее одиночества заключалась не в том, что Совушка скучная зануда, а в том, что Совушка хотела занять приличное положение в обществе. Для этого она работала целыми днями, не прощала себе ни единой ошибки в делах, держала студентов в ежовых рукавицах и в то же время была им другом. И еще она не пошла работать в Центр изучения растений, хоть ей и предлагали. Сиена осталась в институте с ничтожно малой зарплатой, чтобы контролировать младшую непутевую сестру.
Себя же Ринка непутевой не считала. Напротив, путь она избрала давно. Девушка мечтала о свободе и приключениях, о чем-то таком, что выходит за рамки жизни среднестатистической хадрийской девушки. Ее не прельщала супружеская жизнь, рождение целого выводка детей, скучная и неинтересная работа. Сорина по натуре была бунтаркой, в ней кипело столько жизни, что она изливалась наружу через край. Она и в институт-то поступать не хотела; это Сиена притащила ее туда чуть не волоком.