— Да, господин оберштурмбаннфюрер.
— При этом ваше имя будет упоминаться только в том смысле, что существовал, мол, такой олух гауптштурмфюрер Гильдебрандт, возомнивший себя гениальным стратегом, которого не без особого труда обвели вокруг пальца. Вы поняли меня, гауптштурмфюрер?
— Да, господин оберштурмбаннфюрер… — еле слышно донеслось из трубки, и что‑то прогремело там, на другом конце провода. Трубка умолкла.
— Алло! Где вы там? Куда вы пропали? Гильдебрандт?! Кто это? Да отвечайте же!
В трубке послышался кашель, и незнакомый, заикающийся голос с трудом выговорил:
— Слушает унтерштурмфюрер Белинберг…
— А куда делся ваш начальник?
— Его нет, господин оберштурмбаннфюрер…
— Не городите чепухи! Я только что разговаривал с ним. Сейчас же передайте ему трубку.
— Это невозможно, — чуть не плача, сказал Белинберг. — Его нет совсем… Гауптштурмфюрер Гильдебрандт только что покончил с собой.
10. Вопросы, на которые нет ответов
— Капитан, мы все признаем твои заслуги, — сказал Бородач, хитровато поглядывая на начальника разведки. — Я имею в виду нападение на Будовляны. Это все ясно, но жить прошлыми заслугами, да еще спекулировать ими нам не к лицу. Согласен?
— Абсолютно.
— Тогда признайся, что дело с раскрытием вражеского агента сидит у тебя на одной точке. Как говорится, — и ни туды, и ни сюды. Агент в отряде есть, мы знаем, мы убедились, этот сукин сын даже в последний раз крепко подсобил нам, но кто он таков, где хранит свою рацию — неизвестно.
— Ну, рация необязательно, — сказал комиссар.
— Тогда как объяснить, что Гильдебрандт получает информацию быстро и своевременно? — оторвался от карты Высоцкий.
— Получал… — весело сказал Бородач. — Приказал долго жить Гильдебрандт. Между прочим, это заслуга Серовола, можешь считать, капитан, что ты лично одного гауптштурмфюрера укокошил.
— Как это — лично? — не понял начальник штаба. — Он же сам застрелился.
— Э–э, если бы Серовол не предложил нам сыграть шутку с Гильдебрандтом, он, может быть, всех нас пережил бы. Это капитан его до самоубийства довел.
Они снова собрались вчетвером ― командир, комиссар, начальник штаба и начальник разведки ― в той же хате, где несколько дней назад обсуждался план операции «Ход конем». У всех было отличное настроение, всех радовала недавняя победа, каждому хотелось шутить, балагурить. Однако Серовол понимал, что за словесной разминкой последует серьезный разговор, а он не был готов к такому разговору, так как поиски забравшегося в отряд шпиона пока что не дали никаких результатов. Что ж, пусть помогут… Может быть, кто‑нибудь подскажет интересный ход, подметит свежим глазом то, что ускользает от него.
— Так, предоставим слово Сероволу, —сказал Бородач, разглаживая обеими руками холщевую скатерть на столе. — Первое: что у немцев? кого прислали на место покойного? Давай!
— Пока что командует заместитель Гильдебрандта—-унтерштурмфюрер Белинберг. Впрочем, он уже обер. Повысили…
— Странно… — поджал губы Высоцкий. Комиссар также был удивлен этим известием.
— Что, постарше чином не нашлось? Сейчас у них безработных штурмбаннфюреров полным–полно. Оккупированная территория ведь сокращается с каждым днем.
— Заменят, — уверенно сказал Бородач. — Поставят какого‑нибудь опытного, матерого обертрахтарарахфюрера. Они нам Будовляны не простят…
— Возможно, уже заменили, но Белинберг оставлен как ширма, — продолжал Серовол. — Дело в том, что в Княжполе появился какой‑то загадочный тип. Какой‑то фольксдойче, мужчина лет сорока. Называют его Гансом. Держит себя весьма самоуверенно. Два раза в день заходит в кабак. Пьет стаканами, но не пьянеет. Говорит на местном диалекте с легким акцентом. Откуда прибыл, где остановился — неизвестно. Был замечен рано утром возле дома гестапо, выходил на улицу из калитки.
— Думаешь, важная птица? — поднял брови командир отряда.
— Узнаем в самое ближайшее время. Приказал Верному вести наблюдение за ним.
― Добре. Второе: кого взял под увеличительное стекло в отряде?
— Ничем особым похвалиться не могу, — сокрушенно качнул головой начальник разведки. — Помните, перед походом на Будовляны мы потребовали, чтобы все командиры проследили, не отлучается ли кто из бойцов ночью.
— В эту ночь отлучался только один Домбровский, — печально вздохнув, сказал Колесник. — Он в Будовлянах убит. Тут девчонка одна так по нем, бедная, голосила — сердце мне все изранила. Хороший, отважный был боец.