Серовол долго тер ладонью подбородок, в его глазах появлялись то ярость и мстительность, то злорадство, то жестокая удовлетворенность, радость.
— Ну что?
— Худо получается…
— Кому худо? Агенту или тебе, его хозяину?
— Агенту и… нам.
— Нам?
Начальник разведки кивнул головой. На него смотрели с удивлением. Он молчал.
— Товарищи, вам не кажется, что капитан Серовол злоупотребляет нашим терпением… — начал Бородач.
— И временем, — подхватил Высоцкий, — любит поиграть на нервах.
— В самом деле, что за манера? — Лицо командира начало краснеть от возмущения. — Каждое слово тяни из него клещами. Не жуй, не размазывай, давай все сразу!
— Но ведь я должен подумать…
— Ну и думай, а пока не надумал — не заикайся.
— Мне кажется, капитану что‑то мешает высказать свою мысль… — пытливо глядя на начальника разведки, сказал Колесник. — Угадал?
— Угадал, комиссар, — Серовол чуточку смутился и даже покраснел.
— Я бы на месте шефа приказал проштрафившемуся агенту сделать что‑либо такое, что могло бы полностью восстановить мое доверие к нему. Я бы жестко поставил вопрос: или выполнишь приказ, или мы ликвидируем тебя как изменника. Ну, что бы я ему предложил? Допустим, уничтожить командира отряда или кого‑либо из нас. Я бы даже приказал — всех четверых! Трудно, опасно? Не мое дело! Ухитрись, изловчись, пойди на риск — все равно голова твоя на волосинке держится. Сделаешь — приходи, являйся, будем о дальнейшей работе говорить. Вот так бы я на месте шефа поступил. Это же гитлеровец, фашист…
На этот раз начальника разведки выслушали напряженно, в полной тишине. Но как только он умолк, послышался смех. Смеялся Бородач.
— И это ты боялся нам сказать, капитан? Думал, испугаешь до смерти?
— Пугать не хочу, предупредить должен. Меры предосторожности принять необходимо.
— Ладно, лови его, черта, поскорее, — улыбаясь в бороду, сказал командир отряда. — Не знаю, как вы, товарищи, а я помирать не желаю, тем более от руки шпиона, я еще повоевать хочу. Как раз к нам пополнение поступило — без малого сто пятьдесят человек.
— Это пополнение нужно ждать, по крайней мере, две–три недели. Скелеты, кожа да кости… Все в ранах, болячках.
— Ничего, на курорте они быстро человеческий вид обретут. Хуже с оружием…
Начали говорить о бывших военнопленных, освобожденных на станции Будовляны. Их сразу же отвели на дальний лесной хутор, и это место получило название «курорт», потому что врач установил там почти санаторный режим. Колесник рассказывал о своих разговорах с этими людьми, желавшими только одного ― поскорей получить возможность сражаться с врагом.
Серовол постоял, послушал, думая о своем, и, не прощаясь, вышел из штабной хаты.
Юра ждал капитана. Он сидел на скамье у окна, смотрел в раскрытую тетрадь, куда уже был занесен новый «штрафник», Орест Чернецкий. Юра видел этого бойца несколько раз, но мимоходом, и теперь, как ни силился припомнить его лицо, не мог этого сделать. Вместо лица возникало какое‑то смуглое пятно и на нем темные, печально–сосредоточенные глаза. Глаза эти Юра запомнил и даже мог бы нарисовать, но все остальное ускользало, заволакивалось дымкой. И вдруг глаза исчезнувшего при загадочных обстоятельствах Ореста сменили девичьи глаза, полные невыразимого страдания. Это плакала, ломала руки Ирен у тела погибшего Домбровского, плакала, не скрывая ни от кого своего неутешного горя.
Затем Юра вспомнил, как он на своей подводе сопровождал колонну освобожденных пленных, когда они двигались по лесу. Сперва этих людей не надо было подгонять, они точно с ума сошли от счастья, рвались скорей в темноту, к лесу, и комиссару пришлось кричать на них, чтобы они не бежали, а шли ровным шагом. И в лесу, пока было темно, колонна двигалась довольно быстро, несмотря на то, что впереди по дороге бойцы гнали трофейный скот. Но когда начало светать и бывшие пленные заметили кустики черники, колонна разбрелась и стала похожа на ораву каких‑то странных существ с черными бесформенными ртами. Они перебегали от куста к кусту, обрывали ягоды вместе с листочками и торопливо запихивали все это в рот.
Впервые Юра по–настоящему понял, что такое голод и что такое плен. Он был несказанно рад, что удалось освободить этих людей, спасти их от смерти.
Хлопнула дверь, вошел Третий.
— Есть новенькое?
— Есть, товарищ капитан, — поднялся Юра. — Мелочь, конечно, но вы приказали и на мелочи обращать внимание, обо всем докладывать. Фельдшер из второй роты Иван Богданюк носит сапоги Ореста. Сапоги новые, крепкие, а Ваня отдал за них свои старенькие, но дал в додачу какие‑то таблетки.