Что говорить, Ганс вел себя в последнюю неделю безукоризненно. Однако его ненасытная натура не могла долго выносить воздержания. В тот вечер, наделенный особыми полномочиями, таинственный Ганс, выпив в одиночку стакан самогона, раздумывал над тем, как бы ему, не подымая особого шума, хорошенько развлечься этой ночью. В конце концов, он имеет на это право и плевал на Белинберга. И вот тут‑то полицай Филинчук доложил шефу, что к нему явилась какая‑то молоденькая женщина, назвавшая себя Валентиной.
«Валентина, Валя? ―припоминал Ганс, опускаясь вслед за Филинчуком на первый этаж. ― Русское имя… Никакой Валентины в этих краях я не знал».
В руках полицая вспыхнул электрический фонарик. Луч света скользнул по фигуре одетой в серый костюм девушки, осветил красивое лицо с зажмуренными от яркого света глазами. Затем луч выхватил из темноты черную кожаную сумку в ее руке. Сумка эта Гансу не понравилась по той простой причине, что в ней мог поместиться не только пистолет, но и граната.
Так как шеф молчал, Филинчук еще раз, но уже медленно, провел лучом по фигуре девушки, и Ганс увидел в меру полные, сильные ноги в туфельках и тонких чулках, юбку, блузку и молодое красивое лицо, показавшееся на этот раз Гансу знакомым.
— Ты знаешь Ганса? — спросил полицай согласно установленному порядку предварительного опроса.
— Да, — ответила девушка, закрывая лицо рукой. — Собственно, я знаю другого, но, думаю, что тот, другой, и Ганс — один и тот же человек.
— Балышева? — почти вскрикнул изумленный Ганс. — Валя! Откуда? Как ты меня нашла? Филинчук, посвети! — Он бросился к девушке, обнял ее и, подхватив под локоть, повел наверх. Ганс был немного растроган этой встречей. Еше бы — дочь друга, казненного по приговору советского суда… И он ликовал — простофиля Балышев повешен, а он, Ганс, осужденный к «вышке» тем же судом, по тому же делу, жив и ведет под руку эту аппетитную, налитую всеми соками жизни девчонку. Он знает — девчонка с характером, строгая, привередливая, но, черт возьми, он не будет миндальничать. Дочь друга… Ха, ха! Вот это сюрприз!
— Как ты узнала, что я здесь? — спросил Ганс, пропуская девушку в кабинет и закрывая за собой дверь.
— Казимир Карлович…
— Я — Ганс. Пожалуйста..
— Да, да, я поняла… — грустно улыбнулась девушка. — Я все понимаю. Господин Ганс, вы лучше спросите, как я оказалась здесь в этом Княжполе.
— Догадываюсь… Беженка?
— Конечно. С трудом попала в эшелон, отправлявшийся в Германию. А тут, это было ровно двадцать дней назад, меня сняли с эшелона, заподозрив, что я заболела тифом, и все это время продержали в изоляторе княжпольской больницы. Немцы… Они так боятся эпидемий. Чуть было не умерла от голода и тоски.
— Но ты, Валечка, выглядишь неплохо, совсем неплохо, — игриво прищурился Ганс и трижды плюнул через левое плечо. — Прямо‑таки пышечка.
— У меня были деньги, кое–какие вещицы. Девочки ходили на базар, приносили мне еду.
— Но ты уже не на карантине?
— С сегодняшнего дня. Иду по улице и вижу: несется отличная рессорная бричка, а на ней восседает этакий шикарный цивильный немец в шляпе с перышком… Боже мой, да ведь это Казимир Карлович! Чуть было не побежала следом. Тут из ресторанчика «Забава» выскакивает официантка, такая косоглазая, отвратная баба, тоже смотрит и облизывается как кот на сало. Спрашиваю: «Кто это?» А она шепчет, как будто по секрету: «Господин Ганс… Из гестапо».
Услышав о косоглазой официантке, Ганс поморщился и, блудливо забегав глазами, переменил тему разговора.
— Ну что же я… Такая гостья. Нужно ради встречи… Ты, конечно, не откажешься?
Он засуетился, достал второй стакан, закуску.
— Мне немножко, — предупредительно подняла руку девушка. — Вот так. Хватит, хватит. Достаточно. — Она закрыла ладонью стакан. — Да, это неожиданная и радостная встреча для меня. Я в таком бедственном положении. Мне нужна помощь или хотя бы дружеский совет. Голова кругом идет примысли: что же дальше?
Девушка едва сдерживала слезы.
— Валя, Валюша, что ты? — Ганс подсел ближе, положил руку ей на плечо. — Я помогу, как же! У меня есть возможности — вещи, деньги. Связи! Все будет сделано. Поверь. Ну, выпьем.
— Подождите, — почти плача, сказала Валя. — Я выпью, выпью. Но сперва я хочу о деле. Послушайте меня. Я могу говорить с вами откровенно?