Морща лоб, Валя порылась в карманах, но ничего не нашла, открыла сумку и, отодвигая пальцами лежащую там бутылку, вытащила фотографию с загнувшимися и потрескавшимися краями.
— Что там у тебя? Гранаты? — спросил Ганс, беря поданную ему фотографию.
— Да, граната — бутылка самогонки–калганивки, — не смутившись, ответила она. — Вы удивлены? Купила в «Забаве». Хотела понести в больницу выпить с девочками. — Грустно покачала головой. — Да, да, Казимир Карлович, я пью понемножку… Что поделаешь? Начала с того дня, когда узнала, что папу повесили… Боюсь, как бы не стать алкоголичкой.
Ганс уже не слушал ее. Он таращил глаза на фотографию. Это был так называемый «интимный» снимок ― юная красавица, прикрывая грудь мехом чернобурки, кокетливо демонстрировала свои обнаженные пышные плечи.
— Это — Нина, — сказала Валя. — Итальянец был без ума от нее. Конечно, сейчас она не такая ослепительная. Переживала: итальянца убили под Сталинградом. Но очень–очень привлекательная. А Маша в ином роде — пышка, огромные черные глаза, ямочки на щеках. Вот это уж настоящий поросенок. К тому же прекрасно поет. Сюда удобно их привести? Правда, могут испугаться — гестапо.
— Где они живут?
— При больнице, там во флигеле изолятор, где я лежала, а рядом их комната.
Глаза Ганса повеселели. Он прикидывал, как получше организовать встречу. Тащить девчонок сюда в кабинет он не хотел, так как знал, что оберштурмфюрер Белинберг не упустит случая нагадить ему и завтра же позвонит Борцелю.
— А если нагрянуть туда к ним?
— Сейчас?
— Конечно. Зачем откладывать?
— Но вы скажете главврачу, чтобы он не ругал их? Это такой несносный тип. Старая польская карга…
— Хо–хо! Заткну глотку одним словечком. Поехали?
— Нужно взять что‑нибудь из провизии. Девочки получают жалкий паек. У них даже угостить вас нечем будет. И, Казимир Карлович, вы конечно, возьмете охрану? На всякий случай. Я без охраны с вами не поеду.
Ганс приказал Филинчуку разбудить второго охранника и запрягать лошадей, сам уложил в чемоданчик две литровые бутылки самогона, провизию, сунул в карманы гранаты и, окинув взглядом кабинет, видимо, хотел уже сказать: «Готово, поехали!», но какая‑то тревожная мысль задержала его. Он задумался, а затем решительно вытащил из‑за пазухи небольшой кожаный портфельчик, спрятал его в сейф и, повернув ключ, дважды попробовал, хорошо ли закрыта стальная дверь.
— Посошок? — сказала Валя, показывая на оставшуюся на столе недопитую бутылку.
— Да, да, — охотно и весело согласился Ганс, хватая бутылку.
— Дайте, я сама, — прикрыла свой стакан ладонью Валя. — Я не хочу напиваться сразу, я люблю растягивать удовольствие, — Овладев бутылкой, она налила себе на донышко.
— Ну, ну, — Ганс хотел добавить. Завязалась шутливая борьба. Валя, смеясь, с силой вырвала бутылку, не удержала ее, бутылка трахнулась о пол, разбилась.
— Ну вот… — огорченно сказала она.
— Ничего, это к счастью, — успокоил ее Ганс и уже хотел было открыть чемоданчик.
— Подождите, у меня же есть…
Она вынула из сумочки плоскую бутылку и, отвинтив металлическую пробку, наполнила стакан Ганса наполовину.
Ганс замер, глядя бегающими глазами на стоящие рядом стаканы: в одном жидкость была светлой, в другом― мутноватой. На его лице начало появляться загадочное выражение.
Валя торопливо подняла стакан. Она улыбалась, но улыбка была какой‑то вымученной.
— За ваше здоровье!
От внимания Ганса, кажется, не ускользнули ни эта поспешность, ни напряженность улыбки девушки. Он поднял стакан, посмотрел жидкость на свет, понюхал, осторожно пригубил.
Валя с веселым недоумением глядела на него.
— Отрава… — тихо и зловеще произнес Ганс, ставя стакан на стол. Он был во власти внезапно нахлынувшей на него подозрительности. — Тебя купили? Подослали доченьку покойного друга… Так ведь?
Не отрывая от нее взгляда, он, словно готовясь к прыжку, пригнулся, втянул голову в плечи.
— Вы с ума сошли, Казимир Карлович!
— Знаю, — злорадно произнес Ганс. — Повторяете прием… Отравить хочешь? Не вышло. Пошлю водку на анализ. А тебя…
— Боже! — брезгливо скривилась девушка. — Что у вас с нервами? Зачем анализ, я сама выпью с вами эту отраву. Первая!
Она сердито выплеснула самогон из своего стакана и налила из плоской бутылки.
Ганс, все так же пригнувшись, следил за каждым ее движением. Злорадная улыбка медленно сходила с его лица. Пристыженный, он обмяк, смутился, но тут же воспрянул духом, решил обернуть все в шутку, оглушительно загоготал.