Ганс, как бы сам изумившись такому повороту, ухмыльнулся и насмешливо взглянул на Петровича и Серовола.
— Только так может стоять для вас вопрос, господа. Ведь вы же умные люди, а ваши начальники еще умнее. Могут быть неприятности по службе, если вы ухлопаете меня сгоряча. Какая польза делу? Одним Гансом у немцев меньше… Только и всего! А вот другой вариант: я вам даю любые подписки, выкладываю все, что мне известно, и вы отпускаете меня с богом. Зачем? Чтобы я работал на вас. Времени с момента моего исчезновения прошло немного, немцы мне доверяют, я вернусь на свое место. Мало ли куда ездил. По своим делам… Все будет шито–крыто. Иметь в своем распоряжении такого агента! Поняли мою мысль? Начальство ваше будет довольно. Как говорится: и детям, хорошо, и родителям приятно. Заманчивое предложение, не правда ли? Что? Как слышимость? Перехожу на прием…
Глаза Ганса лукаво блестели. Он торжествовал, он поверил, что и на этот раз сумеет вывернуться, сохранить себе жизнь.
Петрович отрицательно покачал головой.
— Не выйдет, Сташевский. Советская разведка на такие грязные сделки не идет. Слишком много крови на вас, и ее никакими услугами не смыть.
— Кровь… — насмешливо фыркнул Ганс. — Войны без крови не бывает. Можно подумать, что вы воюете в белых перчаточках.
— Вы знаете, о чем идет речь — о крови мирных, беззащитных советских людей, женщин, детей, у которых вы отняли жизнь.
— Если вы уничтожите меня, они воскреснут?
— Нет, не воскреснут, к сожалению. Но сознание того, что преступник не ушел от возмездия, этого тоже немало.
— Моральная удовлетворенность, — кивнул головой Ганс. — Допустим… Но что вам мешает дать сообщение в газетах, что бывший начальник полиции, этот изверг, немецкий холуй Сташевский, убит партизанами и таким образом приговор, вынесенный ему двумя советскими судами, приведен в исполнение?
— Не выдумывайте. Вы осуждены одним судом.
— Значит, вы отказываетесь гарантировать мне жизнь? — Лицо Ганса потемнело. — На что же вы рассчитываете? Думаете, все выложу вам на блюдечке, открою все свои тайны? А дулю с маком не хотите? Документы остались в сейфе. Ничего не скажу, все унесу в могилу…
Мы все знаем.
— Дешевый прием, — рассмеялся Ганс.
— Нас интересует одно: почему вы дали приказ некоторым своим агентам свернуть работу, затаиться?
— Каким агентам?
— Ну хотя бы Комахе, Иголке…
Ганс вздрогнул, изменился в лице, глаза его беспокойно забегали.
— Таких у меня нет, таких я не знаю…
— Короткая у вас память. Забыли, как тщательно готовили легенду для Комахи, как прострелили ему руку, как нарекли его именем убитого на улице святой Терезы Андрея Когута? Привести Комаху для очной ставки?
— Не надо, я вспомнил… — потер рукой лоб Ганс. — Каким чертовым зельем напоила эта ваша… Да, я знаю Комаху, готовил, посылал. Это третьестепенный по значению агент. Ему поручался всего лишь сбор информации.
— Комаха говорит другое… Вы намеревались использовать его не сейчас, а в будущем, через год–два, а может быть, и больше.
— Врет, оправдывается, — возмутился Ганс. — Рассудите сами: какой здравомыслящий человек может рассчитывать, что война продлится так долго? Германия обречена, я знаю это не хуже вас. Свою задачу я понимал так — оттянуть развязку. Агентура нужна нам сейчас.
— Вы думали не о судьбе Германии, а о своей собственной судьбе.
— А разве для меня это не было одним и тем же?
— Нет. Вы надеялись выжить, найти новых покровителей. И вы прекрасно понимали, что явиться к новым хозяевам — англичанам или американцам — с пустыми руками нельзя. Другое дело, если бы вы смогли предложить им несколько хорошо законсервированных агентов.
— Это все ваши предположения, — небрежно махнул рукой Ганс.
— А Иголку вы помните?
— Помню… Что из того? Он попался, убит… Между прочим, хороший, прямо‑таки отличный агент был. Поводил он вас за нос.
— Он живой, ваш Иголка. Агент, действительно, ловкий… На него вы возлагали большие надежды.
— Жив? — удивился Ганс. — У меня другие сведения… Ну, вот Комаха, Иголка — и все? А другие?
— Других не было. Вы только начали работу по консервации агентуры.
— Предположения, догадки, версии… Вы говорите: Иголка жив. Как его имя?