Галина Полынская
Ядовитый детектив
Глава первая
Однажды, в пятницу, я проснулась утром и поняла, что на работу не пойду, даже если меня за это казнят. Я лежала в кровати, смотрела какую-то глупость по телевизору и отчаянно хотела сделать кому-нибудь гадость. Всё равно какую, лишь бы гадость. Все равно кому. Я понимала, что это ужасно, сама мысль кошмарна, но поделать ничего не могла ни с собою, ни со своими мерзоидными мыслишками. Самое противное – я не понимала, что происходит и с чем это связано! Мне просто отчаянно хотелось сделать кому-нибудь гадость. Если бы я знала, что эту гадость уже сделали… причем мне… И какую гадость.
В понедельник я из последних сил все же выползла на работу, в редакцию газеты «Непознанный мир». При всей своей ненависти к желтой прессе, я выдумывала «сенсационные» статьи и была журналистом этой дешевой, гнусной газетенки, выходящей на желтоватой бумаге с препротивнейшим качеством печати и полиграфии. Меня, при полном отсутствии высшего образования и невероятной страсти к сочинительству и писанине, больше никуда не брали. Вот и мучалась дурью второй год в душном тесном кабинете с плохим обшарпанным столом и старой позорной печатной машинкой.
Так вот, присела я за свой стол без единой мысли в голове и начала передвигать с места на место стопки и пачки всякого хлама валявшегося на вышеупомянутом столе. Не хотелось ничего, даже курить. Машинально выдвинув нижний ящик, я замерла. Там лежала небольшая серая картонная коробочка. Я очень удивилась, коробочку открыла и опешила: на бархатной подушечке лежала отрезанная голова вороны. Птичий клюв был слегка приоткрыт и в нем виднелся маленький язык… В глазах у меня потемнело и, бросив подарок обратно в ящик, я понеслась в уборную, сметая все на своем пути. Только один раз мне было так плохо в организме, когда я отравилась импортным майонезом.
Когда у желудка больше не осталось никаких аргументов, я доползла до раскрытого окна и глубоко вдохнула холодный мартовский воздух. И увидела, как по дорожке идет моя расчудесная приятельница Тая. Я совершенно забыла, что мы договорились встретиться ближе к обеду. Подруга маялась в несвоевременном отпуске и от нечего делать регулярно приезжала ко мне в редакцию и принималась нудить одно и тоже: «Ну, зачем меня отправили в отпуск в марте? Ну, кому нужен такой отпуск? Может начальство вообще хочет от меня избавиться?»
Увидев меня, торчавшую в окне, Тая помахала рукой, я вяло махнула в ответ. Вскоре раздались шаги на лестнице, и подруга вплыла в редакцию.
– Привет, Сена! – и увидела выражение и цвет моего лица. – Что-то случилось?
– Ты представляешь, какая-то гадина в мой стол воронью голову подбросила. – При одном только воспоминании о клюве и языке, желудок снова скрутило морским узлом.
– Настоящую? – вытянулось Тайкино лицо. – Живую голову?
– А-а-а-а… – выдавила я и снова бросилась в уборную.
Коллеги, перепуганные моим самочувствием, долго искали минералку по всем кабинетам, но ничего, кроме полбутылки водки и трех бутылок пива так и не нашли. Рассказывать им про ворону мне не хотелось – замучили бы вопросами, домыслами, в конце концов, еще и статью бы состряпали: «Кошмар-2003!!! Москвичам подбрасывают птичьи головы!!!»
Более мужественная Тая выбросила проклятую голову вместе с коробкой, и даже протерла ящик тряпочкой по моей просьбе. Но я все равно была уверена, что этот ящик больше выдвигать не стану и складывать в него ничего не буду, такая уж я девушка нервная и чувствительная.
Из строя я вышла не только физически, но и морально, поэтому шефу ничего не оставалось, как выпустить меня на волю.
– Пойдем, попьем где-нибудь кофеек, что ли? – предложила подруга, когда мы вышли из редакции. – Здесь кафешка есть неподалеку, там дешево.
– В центре города?
– Сама удивилась. Слушай, Сена, у вас в редакции шеф сменился, что ли?
– Ага. И откуда только эта сволочь выкопалась? Бывают же такие люди отвратительные! С предыдущим толстым, милым, ленивым всегда можно было договориться и свинтить домой пораньше или вообще взять работу на дом. Он хоть отдавал себе отчет в том, что газета наша откровенная дрянь и нечего симулировать глобальную важность процесса. А этот горбун из Нотрдама прямо как мухоморов объелся! Как только заступил на вахту, так всех немедленно принялся строить и муштровать, а наш вальяжный коллектив работать не привык, мы страдаем от такого насилия. Далеко еще до твоего кафе?
– Все, пришли уже.
Мы свернули во дворик, там сиротливо жалось сооружение, размером чуть больше гаража, надпись при входе гласила: «Кафе-бар „Констанция“.»
– О-о-о! И как только ты раскопала такое шикарное заведение?
– Там вкусно и недорого.
В крошечном зальчике вместилось четыре столика и барная стойка. Посетителей кроме нас не оказалось. Я уселась за столик, а Тая отправилась к печальному бармену делать заказ. Перед глазами на мгновение возникла птичья голова, и я быстренько переключила мысли на другую неприятную тему – нового шефа. Тая принесла кофе, бутерброды, пару пирожных.
– Давай, Сенка, выговаривайся, я ж вижу, тебя так и распирает.
– Еще бы. Ты представляешь, этот трижды разведенный неврастеник должно быть решил вывести «Неопознанный труп» на мировой рынок прессы и отхватить какую-нибудь Пулитцеровскую премию! Ему показалось мало бреда об аномальных явлениях, он решил еще и криминал приплести, будем кровавые гадости описывать, причем, псих требует реальных репортажей с цветными фотографиями. Да если я поеду снимать какую-нибудь кровяную драму и увижу «пострадавшего, со следами насилия на лице и теле», я ж рядом брякнусь, одним трупом больше станет.
– Да ладно тебе, это он по началу зверствует, а потом перебесится, успокоится, и будете свою чушь про инопланетян и вампиров писать, как писали, чинно и благородно.
– Хотелось бы верить.
Глава вторая
Но он не перебесился. Гадкий начальник с отвратительным ф. и.о. Конякин Станислав Станиславович продолжал зверствовать. Самое невинное опоздание вызывало у него нервный тик по всему лицу, любимое занятие коллектива – перекуры, он ненавидел и всячески пытался пресечь, а уход домой пораньше минут на десять, вообще рассматривался, как должностное преступление. Коллектив мучался и страдал, страдал и мучался. У меня же такое насилие вообще отшибло все вдохновение, и статья о снежных людях загнулась в зачаточной стадии.
– Так! – от этого визгливого восклицания всех подбросило. Шеф выскочил на середину кабинета и заметался по кругу. Кипучая творческая энергия не давала ему стоять на одном месте, посему Конякин постоянно бегал, двигался, шевелился, чем безумно всех раздражал.
– Что с тобой вчера было, Сена?!
Он в упор уставился на меня горящими глазами, под таким рентгеном соврать захочешь – не сможешь.
– Мне в стол подбросили птичью голову, – нехотя ответила я, и весь наш бравый коллектив немедленно побросал все свои дела, и развернулся ко мне, шевеля ушами от внимания.
– Кто подбросил?
– Не знаю.
– Напиши об этом!
– Не буду, – пошла я напролом, не так уж сильно я дорожу этой восхитительной работой!
Столько нынче желтых помоечных газетенок развелось! Куда-нибудь приткнусь! Не пропаду!
– Не буду я писать про эту гадость! Как вспомню, так тошнит!
– Так! – С. С. закружился, окидывая пламенеющим взором молчаливый коллектив. – А кого не тошнит написать об этом и получить дополнительный гонорар?
– Меня! – выпалили все, включая художника.
Ну, надо же, с какими предателями работать приходится.
– А ты, – подскочил антихрист к моему столу, – поедешь делать криминальный репортаж! Фотоаппарат я тебе дам! И диктофон!
– А… а… а…
– Или пиши заявление об уходе!
– А… куда и когда, хотела я спросить.
– Жена с любовницей мужика пристукнули.
– А любовница чья? – демонстрировала я мгновенное вникание в ситуацию.
– Мужика, разумеется, не жены же!
– А жена чья?
– Тоже мужика!! Что не понятного-то а?!
– Все понятно, все ясно! Куда ехать?