– Нет, не будет. Будут новые трубы и раковина, может, даже, ванная.
Допив вино, я отправилась умываться. И вообще, не мешало бы залезть в горячий душ, а то завтра точно проснусь вся в соплях. Пока на макушку мою лилась водичка, я напряженно размышляла. Итак, фамилия Алисы – Шведова. Не думаю, что это настолько распространенная фамилия, чтобы на нашем пути возникло сразу два персонажа-однофамильца. Если она ему не бывшая жена, то она ему кто? Не дочь и не мать. Сестра? А наш милейший Шведов действительно ничего не знает, и в самом деле нанял нас расследовать свое «ничегонезнание»? От последующей цепочки умозаключений горячая водичка показалась мне ледяной, я даже мурашами покрылась. В таком случае, зачем ему нужна была вся эта «телепостановка»? Да еще и такие траты? Хотя, откуда мне было знать его бубновый интерес…
– Сена, ты утопла там что ли?
– Сейчас, уже выхожу.
Кое-как обтершись казенными полотенцами-маломерками, я намотала на голову влажную махровую тряпицу и освободила санузел. Тайка немедля прыгнула под душ. Я же вернулась в зал, плеснула себе еще винца, закурила и задумалась.
Таиска обернулась быстро.
– О чем так мрачно призадумалась, Сенопотам?
– Да так, о жизни.
– Слушай, – Тайка щедро плеснула себе «Изабеллы», – боюсь, выдаст нас эта Ксюша. Такая ведь жабища глупая – страшно сказать.
– Тай, – я задумчиво смотрела на «винную» краску, стекающую по стенкам граненых стаканов, – в любом случае мы завтра отсюда выбираемся. Дальше я рисковать не хочу.
– Ночью?
– Как получится, – я мощно призадумалась, аж голова заболела. – Давай пока поспим, а то к завтрему я буду недееспособна.
Очень быстро наступило завтра. Утро дробно застучало нам в дверь и громко произнесло голосом Аллы Г.:
– Девочки, вставайте! Полдевятого!
– Уже! – автоматам рявкнула Тая, и мгновенно заснула.
А я пробудилась, скатилась с кровати и ринулась в спасительный душ, только теперь он был страх какой холодный, иначе мозги… иначе мозга вообще не найти в опухшей толще черепной коробки. И не вино тому виной, не сигареты, и не нервотрепные ночные прогулки по балконам, просто всю ночь я провела в каком-то полусне-полубреду, мучимая кошмарами, где вся наша история превратилась в нечто такое, что ни одному Данте не приснилось бы с его кругами ада. Вот такая вот у меня творческая фантазия…
– Сена, ну что за мода все время ванную занимать на целый день!
– Уже, уже.
Спешно высушив волосы полотенцем (отчего мы не додумались попросить у Шведова еще и фен?) я принялась разрисовываться. М-да, надоел этот процесс неимоверно. Подумать только, какое количество женского (теперь уже и мужского) народонаселения занимается этим каждый день… Я бы лучше маску купила, честное слово.
Явилась Тая.
– Слушай, я голову мыть не стала, прямо забадываюсь все это накручивать. Я вот тут так соберу вверху гладенько, а там все распущу, пусть болтается, и челочку вот так немножко выпущу – нормально?
– Тай, я думаю уже без разницы, нас все равно убивать собрались, уже все знают, что мы не из Майкопа и не от Сваныча. И сумки наши им тоже теперь не интересны, раньше надо было чесаться.
– Да, но они не должны знать, что мы об этом знаем, так что расфуфыримся как обычно.
Ну и расфуфырились.
Вот только никаких розовых комбинезонов я одевать не стала. Чего публику лишний раз баловать.
Облачившись в черные узкие джинсы и… ну ладно уж – декольтированные свитера, мы втиснули ноженьки в модельные туфли, щедро облились парфюмом, и отправились завтракать. На всякий случай драгоценную кассету спрятали в щель между мебелью и стенкой к парикам, а в диктофон вставили чистую.
Успели аккуратно: народ только еще рассаживался. Тайка на миг исчезла куда-то из вида, но вскоре вернулась.
– Ты где была? – шепнула я подруге, усаживаясь с краю стола, и выискивая взглядом Ксюшу.
– Дверь балконную закрыла, – она плюхнулась рядом. – Где жучка?
– Не видно пока. Чем кормят?
– Пока не вывозили.
В дверном арочном поеме возникла Алла Г.
– Доброе утро, девочки, – осклабилась она, – так, после завтрачка едем на фотопробы, едут Оленька, Ната, Жанночка, Светочка и Яночка. Кстати, где Ксюшечка?
– Может, проспала? – вякнул кто-то из сидевших за столом.
– К двенадцати соберитесь в холле.
Из кухни выехала тачка с тарелками… жидкой овсянки, спаси меня Господь! Я лучше сигаретами и вином позавтракаю, у нас там еще флакон «Мерло» остался. Так, теперь к другим важным мыслям: пару дней мадамы решили не выжидать, нас везут убивать «после завтрачка», видать на нас уже посмотрели украдкой и мы очень не понравились… И где Ксюша, собственно?
Для порядка повозив ложками в тарелках, мы сделали вид, что насытились дальше некуда и потихоньку ретировались из столовой в номер. И сразу дверь на ключ.
– Что делать, а?
– Тая, как жаль, что я не поспеваю первой тебе этот вопрос задавать.
– Сена, надо бежа-а-ать!
Тая лихорадочно принялась заталкивать всё, что под руку попадалось в дорожные сумки. Я же подпирала собой дверной косяк в глобальных раздумьях. Да, имело смысл драпать.
– Тай, дай-ка мне сигарету.
– Может винца бокальчик? – подобострастно заглянула мне в глаза Тайка. Так, понятно, значит у нее никаких идей, и она надеется токмо на мой воспаленный мозг.
– Можно и винца…
Тая сунула мне в рот зажженную сигарету. Слава Богу, фильтром в губы, а не горящим концом.
Пока Таисья проталкивала пробку «Мерло» тупым ножом, я думала. Думала. Думала. И думала…
– Ваше вино, мусье, – сдавленно хихикнула Тайка, подсовывая мне под нос стакан с красной бурдой. Ее шоколадные испуганные глаза тщательно вглядывались в мою душу. Не бойся, Таюха, я сейчас обязательно что-нибудь придумаю, я же гений, ты же помнишь…
– Сеночка, может, Шведову позвоним?
– Не надо. Пока не надо звонить никаким Шведовым. Погоди, я ожидаю озарения.
– Может, ты хоть присядешь?
– Нет, пешком постою.
– Как угодно, мусье, как угодно, – Тайка держала перед моим носом бутылку на случай, если мне вдруг мощно захочется «Мерло», а в стакане оно внезапно закончится.
– Тая, – начало вползать мне что-то в голову умное, – что там Ксюша говорила про съезд писателей? В нашем пансионате?
– Не помню, – с бодрой готовностью отозвалась подруга. – А что?
– Вроде, фантасты какие-то съехались. Если писатели, значит, пьют сильнейшим образом… Кажется, у нас такой, дорогая, образовывается выход: смыть краску, надеть парики, просочиться парой этажей ниже и отсидеться в номере каких-нибудь литераторов. Они же все равно в лицо не знают всех приехавших. А потом вместе с писателями и выйдем отсюда, они же не сидят в пансионате безвылазно, вот и пристроимся к ним.
– Сена, ты гений! Гений!
Кажется, Тая собиралась встать передо мной на колени, но я пресекла этот порыв. У нас не было времени.
Тщательно умывшись, мы густо засыпали пудрой мордашки и, хлопая пушистыми белыми ресницами, уставились в узкое длинное зеркальце ванной. Как все-таки косметика и отсутствие оной способно изменить человека! Ну просто до неузнаваемости!
– Надо губы накрасить ярко, жирно, чтобы в памяти оставались только волосы и губы.
– В чьей памяти? – перевела я взгляд на сосредоточенную Тайку.
– Во всей… то есть, я хочу сказать, в памяти любого, кто нам повстречается.
Логично, вполне логично.
Нарисовав огромные губы темно-вишневой помадой, мы занялись прическами. И на нашем славном пути снова возникло препятствие: длинные Тайкины волосы не помещались в сетку рыжего парика-кудельки. Подруга снова вопросительно уставилась на меня.
– Будем отрезать.
– Что?
– Волосы, Тая, волосы, не голову же.
– Нет!
– Надо. Подумаешь – великая трагедия обрезать накладные волосы.
– Ты меня ненавидишь и завидуешь моей природной красоте и яркой внешности!
– Тая, не время сейчас впадать в шизофрению, за нами могут придти с минуты на минуту, а у нас еще вещи не собраны.
Единственными режущими предметами в нашем обиходе были маникюрные ножницы и тупой – претупой «столовский» нож. Я принесла в ванную ножнички и сказала: