Через час я была в больнице.
— Ты?! — Кейн было дёрнулся, пытаясь подняться повыше на кровати. — В смысле, я рад, конечно, но почему?
— У меня Джем была. — Я стянула шапку с курткой, оставшись в лёгкой кофте, и не особо заботясь о ворохе рассыпавшихся волос. — Мы с ней много о чём говорили. Почему ты сразу не сказал, что она сестра?
— А ты бы поверила? — Кейн слабо улыбнулся.
— Наверное, нет, — мотнула я головой.
Больничная палата мало подходила для празднования Рождества, но я всё же вытащила из сумки маленькую еловую ветку, аромат которой на миг заглушил больничный. Положив её на столик, я вытащила небольшой пакет.
— Я подумала, что совсем без подарка оставаться на Рождество нельзя, так что вот. — Протянула шуршащий мешочек, не зная куда спрятать глаза.
— Что там? — Кейн осторожно взял подарок и едва коснулся меня пальцами.
Я не стала убирать руку, но и взглянуть на мужа не могла. Тёплое чувство разливалось в груди, или я просто согрелась после холода улицы? Он осторожно развернул презент и приподнял брови.
— Пирог?
— Мама испекла. Это любимый пирог папы, так что цени. — Я забрала пакет и положила пирог на бумажную тарелку.
— Мне всё ещё сложно поднимать руки, — хмыкнул Кейн. — Ты могла бы помочь?
Округлив глаза, я спросила:
— В смысле, покормить?
— Ага. — Глаза Кейна смеялись. — В конце концов, ты проштрафилась бросив меня погибать в одиночестве на целых три дня. Тебе должно быть стыдно.
— Мне не стыдно. — Я отвела взгляд, поднося пирог к его лицу и отламывая пластмассовой вилкой кусочек.
Кейн закатил глаза и открыл рот. Я и не знала, что кормить взрослого мужчину будет так неловко. Слизнув варенье с губы, он снова открыл рот. Эта пытка продолжалась почти двадцать минут. Когда с выпечкой было покончено, муж причмокнул и расплылся в довольной улыбке.
— Спасибо. Очень вкусно.
— Не за что.
Убрав приборы, я сунула руки между коленей и отвернулась. Что говорить? Как говорить? Мне хотелось его обнять, но сделать первый шаг было просто невыносимо.
— Поправь мне, пожалуйста, подушку, — подал голос Кейн. — Ужасно неудобно.
Поднявшись, я склонилась, чтобы взбить подушку и подтянуть её наверх, но Кейн одним движением притянул меня к себе и прошептал:
— Попалась.
— Подожди, — дёрнулась я. — Тебе же нельзя напрягаться.
— Я ещё не напрягался, — рассмеялся он. — Я люблю тебя, Лиза. Очень люблю.
— Я… Я знаю.
— И это всё? — шепнул он в ухо. — Это твой ответ на моё чистосердечное признание?
— Ты мне нравишься… — Я держалась изо всех сил, чтобы не упасть на него и не причинить вред. Но Кейна, кажется, это совсем не волновало. — Очень нравишься. — Я вздрогнула от поглаживаний.
— И всё? Только нравлюсь?
— М-мне комфортно с тобой, — промямлила я теряясь. Я же никогда не признавалась в таком.
— И?..
— И мне хотелось бы просыпаться с тобой, гулять…
— А ещё?.. — Тёплое дыхание мужа вызвало волну мурашек.
— Кейн, отпусти, тебе будет больно, если я свалюсь, у меня уже нога затекла.
— А ты на вопрос ответь и отпущу. Любишь? — Сухие губы едва коснулись шеи.
Я отвернула голову, чтобы избежать таких манипуляций, но тщетно.
— Любишь? — Его язык пробежался от уха до ключицы.
— Ммм, Кейн отпусти. — Я боялась пошевелиться, чтобы не разбередить рану, а он этим пользовался.
— Любишь? — в третий раз спросил Кейн с нажимом.
— Люблю, — сдалась я.
— Хорошая девочка, — тихо рассмеялся он, — можешь сесть.
А после этого мы много говорили. Почти всю ночь потратили на узнавание друг друга, и это было… мило. Я узнала, что Кейн не любит ужастики, потому что страшно. Что работа его задалбывает, но он преемник и ничего не может с этим поделать. Что из алкоголя пьёт только хорошее вино, а пиво и всё остальное не любит. Что носки он покупает пачками, потому что вечно теряет один носок. Что мотоциклы он не любит и никогда не ездил, и даже не собирается.
А ещё он сказал, что виноват в том, что у нас не сложилось, потому что начал с нахрапа, и привык, что женщины ему не отказывают. Обещал научить кататься на лыжах и коньках, и просил согласиться на новый дом, потому что для него это важно.
Под утро я задремала с чувством облегчения и свободы. Свободы от страхов и предрассудков, свободы от собственного кошмара, той свободы, к которой я так стремилась и которую нашла с тем, от кого бежала.
Эпилог
Шесть месяцев спустя