Меня пронзил приступ страха, и я быстро окинул взглядом свое собственное тело — во всяком случае, столько, сколько могла видеть. Слава богу, я не был голой. Однако я была в нежной белой кружевной ночной рубашке. Конечно, не то, что было на мне, когда охранники Уриэля ударили меня электрошокером, а затем — случайно, ударили меня достаточно сильно, чтобы вырубить, когда я снова начала сопротивляться.
— Ты была непослушной девочкой, Роуз, — пробормотал Уриэль, игнорируя то, как я вся напряглась, и продолжая гладить мое лицо, как будто я была его домашним животным. — Я думал, что ты вернешься ко мне. Что ты понимаешь, какую жизненно важную роль ты играешь для всех нас. Для народа.
Желчь подступила к моему горлу, и я отпрянула от его руки.
— Оставь это дерьмо, Уриэль, — усмехнулась я. — Это не для людей. Это твой собственный комплекс бога в действии. Ты не будешь счастлив, пока не затмишь монархии как во власти, так и в коррупции.
Уриэль не ответил, но я почувствовала перемену в его настроении за секунду до того, как его открытая ладонь нанесла мне пощечину по моей щеке. Это было достаточно тяжело, чтобы у меня зазвенело в ушах и перед глазами заплясали звездочки. Я не издала ни звука. Я усвоила трудный путь, от которого стало бы только хуже.
— Очевидно, ты забыла больше из своих тренировок, чем я предполагал, — выплюнул мой сэнсэй. Он отбросил простыни в сторону и оседлал мои бедра, его пальцы обхватили мои связанные запястья и глубоко впились в мою плоть. Слава богу, что он не был голым. На нем были светло-серые спортивные штаны, но они мало что могли сделать, чтобы скрыть, насколько он был заинтересован в моем нынешнем затруднительном положении.
Ублюдку всегда нравилось видеть меня беспомощной. Мне потребовалось слишком много времени, чтобы понять это, но это стало ясно в ту ночь, когда мы переспали вместе.
— Может быть, я был неправ, оставив тебя той ночью, — размышлял он, следя своими золотистыми глазами за моей тонкой пижамой, как будто мог видеть сквозь нее. — Может быть, мне следовало взять тебя с собой, чтобы продолжить твое обучение.
Я тяжело сглотнула. Я сделала чертовски много, чтобы выкинуть из головы ту ночь, и теперь все было напрасно. Я отделила своего сэнсэя от Уриэля в своих воспоминаниях, превратила их в две отдельные сущности. Но теперь, когда он был здесь во плоти, все границы снова были размыты. Мне нужно было напомнить себе. Мой сэнсэй научил меня сражаться, сделал меня стойкой, научил выживать. Уриэль пытался промыть мне мозги и контролировать меня. Он заманил молодую, наивную девушку в свои сети… затем лишил ее девственности и отбросил в сторону как — не готовую, к его грандиозным планам.
В то время это разбило мне сердце. Но мне не потребовалось много времени и расстояния, чтобы прозреть. Уриэль был хищником. Насильником. Он был полностью введен в заблуждение, и теперь все части встали на свои места. Его ненависть к монархиям была только верхушкой айсберга. Эта радикальная фракция сопротивления? Это было брюхо зверя.
В ту ночь он оказал мне услугу. Оглядываясь назад, я понимаю, в чем дело. Оставив меня здесь, когда он переехал в Европу, он непреднамеренно освободил меня от своего гнетущего влияния. Расстояние и время помогло мне прояснить ситуацию, и я увидела его таким какой он есть. Насильник. И не только в сексуальном плане, если бы этот заговор сопротивления действительно существовал с момента моего рождения.
Гребаный ад. Что за бардак.
— Что ты собираешься со мной теперь делать? — Я глупо спросила. Все эти подавленные эмоции с давних пор взбудоражили мой разум, и мое обучение пошатнулось.
Страх пронзил меня, когда Уриэль улыбнулся.
— Все, что я захочу, любимая. Но тебе пора вспомнить, в чем заключается твоя верность. Помнить, что ты здесь, жива прямо сейчас, благодаря мне. Ты обязана мне всем.
Если следующими словами этого придурка были — Я бог в этом комплексе, я собираюсь отбросить всякую осторожность в сторону и сделать все возможное, чтобы убить его. Я была так близка к тому, чтобы сойти с ума.
Уриэль, должно быть, заметил этот блеск в моих глазах, потому что он улыбнулся и медленно попятился, пока не оказался на краю кровати, глядя на меня сверху вниз.
— Будь готова через десять минут, иначе Джордан не доживет до завтра, — сказал он мне. Он бы тоже это сделал; я могла видеть смерть Американского принца в его холодном взгляде.
Затем он ушел. Оставив меня в наручниках и беспомощной.
Ну, я никогда не была по-настоящему беспомощна, но десять минут — это почти то же самое. Вздохнув и сказав несколько отборных слов об одном помешанном на власти диктаторе, я приступила к работе над своим освобождением. Имея в запасе примерно тридцать секунд, я освободилась — без нескольких кусочков кожи, и поспешила накинуть что-нибудь поверх кружевного наряда, в который кто-то меня одел.