– Автоматическая регулировка численности вида! – озарило меня. – Популяция всегда существует в плюс-минус одинаковом количестве, однако в отсутствие естественных хищников никто не ограничивает численность особей. Но так получается, что чем больше самок с детенышами на одной территории, тем выше шанс столкновения. Ядожалы потому так и любят драться. Это контролирует выживаемость вида!
– Давайте все же заменим «любят» на «инстинкт»… Но в целом Адриана права. Так что будьте готовы к тому, что вам придется забрать и выходить раненого драконенка.
Преподаватель отсалютовал мне чашкой и сделал несколько глотков.
– Откуда ты все это знаешь? – не выдержала Власта. – Мы же одни конспекты читали!
Я опустила глаза и быстро пожала плечами. Шептаться и отвлекать Коди мне не хотелось. Потому сижу. Молчу. Слушаю.
И Коди, видимо, тоже слушал, точнее подслушал, потому что решил вмешаться и ответить на вопрос Подгорной.
– Власта, у вашей подруги под рукой не только конспекты. Адриана наблюдает, не боится экспериментировать и делает выводы. За что я ее хвалю.
Кристен откинул голову назад, поймал мой смущенный взгляд и тепло улыбнулся. А мне… Мне так неловко стало. Ну не могу я оставаться спокойной, когда меня вот так открыто хвалят! Сразу не по себе становится. И ощущение такое, будто… будто не заслужила.
– И вот еще что! Адриана, я отбил у Максимуса ваши семь часов исправительных работ.
Я вскинула голову и, глубоко потрясенная, уставилась на улыбающегося зоопсихолога.
– Ага, – кивнул он, подтверждая, что мне не послышалось. – С завтрашнего дня работаете со мной. До небовзоров я вас, само собой, не допущу, там все же своя специфика. А вот с ядожалами и звездокрылами мы поработать успеем.
Ну, здравствуй, шок!
Я вцепилась в руку Власты, всерьез опасаясь, что не смогу сдержать порыв вскочить и пуститься в искрометный танец радости. Это же… это же… у меня слов нет, как это круто!
Боевая манжета на руке Коди призывно тренькнула, взывая к преподавателю с очередными новостями. Зоопсихолог пробежал глазами сообщение и спрыгнул с подоконника.
– Все, друзья, мне пора. Мясник опять устроил темную этому миру. Увидимся на лекции!
Мы дружно, перебивая друг друга, прощались с ним, слезно умоляя забегать еще. В наступившей суматохе и гвалте, кажется, никто не заметил черной вспышки портала, из которой вылетела записка. Я быстро схватила клочок бумаги и зажала в кулаке.
– Пойду помою! – воскликнула я, торопливо вскакивая с дивана и хватая чашку, из которой пил Коди.
Кристен тоже встал, загородив мне дорогу, положил руку на плечо и тихо уточнил:
– Что-то случилось?
– Нет. Все в порядке, – соврала я, ощущая безосновательную тревогу, поднырнула под руку Арктанхау и поскорее выскочила из гостиной.
Добежала до туалета, оставила чашку в раковине и закрылась в кабинке. Дрожащими пальцами развернула записку и прочла две короткие фразы:
«Зайди ко мне.
Это срочно».
Вот и что опять стряслось?
– Фред! – прокричала я, врываясь в приемную ректора.
Серокожий полуорк в очередной раз продемонстрировал прямо-таки железобетонную нервную систему и поднял руку в останавливающем жесте.
– Конечно… Ну разумеется… Мы сделаем все, как скажете… – Спокойствием в его тоне можно было усыплять младенцев.
Я пригляделась и поняла, что секретарь брата общается с кем-то по крохотной серьге-наушнику. При этом руки его порхали над бумагами, сшивая документацию толстой иглой и шлепая на нее печати.
Мне бы сесть в кресло, расслабиться, чинно сложить руки на коленях и ждать, пока Фред освободится и позовет брата. Но предчувствие чего-то нехорошего, поселившееся в животе, гнало вперед и не отпускало.
Не в силах стоять на месте и уж тем более сидеть в кресле, я пересекла приемную и постучала в дверь ректора. Прислушалась. Разрешения войти мне не дали, но и других посторонних звуков я не услышала.
Успокоенная мыслью, что хотя бы в этот раз не ворвусь в разгар интима, я нажала дверную ручку и не без страха заглянула внутрь. Внутри обнаружилось много чего интересного. К примеру, грязные чашки со следами помады на ободке. И ладно бы одна: Юдау чай попить решила. Но оттенков было четыре, и только два из них красный и нежно-розовый, остальные – черные, как сам мрак в глазах моего брата.