- Сам он, не найдет сюда дорогу.
- Никто из них не найдет. Но открывать наше существование, только потому, что ты вступила с ним в полемику, глупо.
- Когда я покину его, это приключение станет, чем-то вроде сна. Бытовая жизнь сотрет все следы волшебного.
- Именно, - он нежно взял меня под локоть. - Дело не в том, скольким ты покажешь наши жилища, а в том, сколько из них сами отыщут дорогу к нам.
3
- Я согласен, там было нечто, которое не пустило меня, пропуская тебя. Но это не волшебство.
- А что волшебство?
- Не знаю.. - нахмурился капитан. - Но не это. Это технология. Меня било током. Я много раз проверил - это точно электричество!
Я припомнила слова друида.
- Тебя уже не потрясает, что ты смог оказаться в прошлом и сгореть заживо? Вернуться обратно... ? Всё, о чем ты можешь думать, что, если волшебные создания убивают - то они не волшебные? Теперь, только это возмущение не дает тебе покоя?
Капитан опешил.
- Я взял несколько дней отпускных, чтобы подумать об этом.
- Ты ведешь себя так, будто я никогда не уйду из твоей судьбы. Но вскоре, я покину тебя и ты вернешься к бытовым проблемам, которыми ты и раньше заполнял свои мысли. Всё вернется на круги своя. Это возмущение перестанет занимать твоё внимание.
- Как? Я проснусь и забуду о том, что было?
Я кивнула и отметила, по его лицу, что какая-то его часть, очень хотела бы именно такой расклад.
- Неужели так легко забыть сожжение на костре?
- Проще, чем ты думаешь. А когда забываешь, уже не беспокоишься об этом.
- И я снова буду расследовать убийства священников, как будто не было ничего? Буду искать преступника, которого не найду, потому что это - ты!
- Ну вот, опять.
- А ты пойми, - наклонился он ко мне. - у меня в голове не укладывается сам факт, что волшебные создания могут убивать.
- А то, что люди могут - укладывается?
- Мы убиваем с самого начала истории, - пожал он плечом. - Чтобы кушать, чтобы защитить семью.
- А! - рассмеялась я. - Потому это нормально, да?
- Ты не понимаешь, - повторил он. - Волшебное не имеет права убивать! Волшебное это остров... сказок, чего-то безопасного, о чем можно подумать перед сном и заснуть. Заснуть, зная, что есть где-то мир, где нет насилия!
- Убийство еще не насилие, - ответила я.
И это его окончательно добило.
- Хватит! Убийство есть убийство! Это когда отнимаешь чужую жизнь.
- А если ты не хочешь жить, но и убить себя не можешь? Например, ты парализован до головы. И твое тело покрывается пролежнями. Ноги отнимают из-за гангрены. И вот, ты лежишь и понимаешь, что не хочешь так дальше. А убить себя не можешь. Только язык, что ли, себе прокусить и кровью захлебнуться. Но и тут врачи не дают - спасают. Если ты хочешь умереть, а тебе не дают - это что? Ты просишь, а они тебе отказывают, потому как решили, что любое убийство это насилие. И ты лежишь, страдаешь, мучаешься, молишь уже о смерти. А никто не хочет брать на себя такой... грех? - усмехнулась я.
- Это другое убийство, - тихо ответил капитан.
- Но ты сказал, что убийство есть убийство, - спокойно напомнила я.
- Если я сам хочу, чтобы у меня отняли жизнь, это не убийство.
Но даже он сам слышал, как неуверенно звучит его голос.
- Некоторые племена с тобой согласятся, но остальной мир, цивилизованный мир ... - я приподняла бровь. - Если бы твой ребенок, будь он у тебя, умирая в мучениях, от рака например, попросил тебя прекратить его жизнь? Попросил тебя убить его. Ты бы сделал это?
- Я бы... заставил себя сделать это.
- Ты бы заставил себя? Тут дело не в уважении свободы воли, а в том, что тебя пугает больше: мучения, которые ты видишь или тот факт, что близкий человек просит тебя о том, на что другие не согласны? А раз они не согласны, то ребенок будет мучиться и умолять тебя, закончить ...
- Я бы сделал это! - шикнул капитан.
- Что именно?
- Я бы ... - он запнулся, - я бы исполнил его просьбу.
- А в чем именно просьба-то заключается?
Он на меня жестко взглянул.
- Ты так боишься этого слова?
- Убийство. Я бы убил своего ребенка... - его голос задрожал, - потому что он мучается, потому что просит меня, потому что.... - он чуть не заплакал от внутреннего напряжения. - Я бы сделал это и не смог бы с этим жить дальше!
- Вот это и есть насилие в убийстве. Насилие не над ребенком, он тебя сам просит. А над собой. Здесь не будет чистого убийства. Ты бы вложил в это действие свой ужас и боль, какую-то часть мысли, почему твой ребенок не может выдержать это и умереть своей смертью? Почему он просит тебя о таком? И в итоге, почему вообще такое происходит? И выберешь, кого за это ненавидеть, себя, жизнь, может бога? Или, какой-то частью себя, ты будешь ненавидеть своё дитя.
Капитан замотал головой.
- Я бы ни за что не возненавидел моего ребенка!
- Ни за что не... - ухмыльнулась я. - Будь этот смысл правдой, ты бы оформил слова через утверждение.
- Да, как ты можешь быть такой бессердечной?! - зашипел капитан. - Ты режешь меня по живому!
- А что такого сложного, понять своё дитя, поцеловать его в лоб, обнять, попрощаться и вколоть снотворное, а затем, когда ребенок уснет, вколоть яд? Будь ты сам на его месте? Умоляй ты о смерти, своего отца или мать...
- У меня бы язык не повернулся просить их о таком! - воскликнул он.
Я приподняла бровь и ухмыльнулась. Он сжал кулаки.
Еще минут двидцать, мы сидели в полной тишине. Музыка в кафе отошла на второй план. Марвин был охвачен ужасом. Он стоял у той грани, когда мог осознать, что, действительно, какой-то частью (той самой, которой, он сам, ни за что не попросил бы отца и мать о таком) - он бы возненавидел своего ребенка. Именно, потому что ребенок бы - попросил. Сделал то, что капитан никогда бы не... !
Я первой нарушила молчание.
- Особенно те, кто решил, что пока ты жив - ты обязан жить, в каком бы состоянии ни пребывало твоё тело, сколько бы боли ты ни проживал... . Скажут, что ты не имеешь права уйти, как и не имеешь права просить кого бы то ни было о таком, - я мягко улыбнулась, - подарить тебе смерть. А ты повторяешь, что я не имею права убивать. Но если бы... представь, если бы тебя заточили в тело, которое снова и снова проживает агонию от последней стадии рака печени. Но - не умирает. Заклятие такого типа. Ты постоянно испытываешь одно и тоже, сутками напролет. Кровь горит огнем, кишки болят, печень, будто камень. Вдох и выдох - только боль. И вот, тебя помещают в среду людей.
Капитан повернулся ко мне, устало слушая. Усталость от разочарования в себе, не от моих слов.
- И сначала ты терпишь боль. Но ты знаешь, что она прекратиться, только, когда кто-нибудь, из людей, исполнит твою просьбу - чисто. Любой, кто введет тебе яд и будет заставлять себя сделать это, ради твоего успокоения или своего - провалит задачу. Ты будешь дальше жить и страдать. Твои крики начнут будоражить окружающий, цивилизованный, мир. Обезболивающие не будут действовать. И только тот, кто сможет убить тебя чисто - исполнит твою просьбу. Даже перерезая тебе глотку, органика регенерирует, а ты продолжишь кипеть в агонии, теряя разум от боли и возвращаясь обратно. В агонии, которая прекратиться, когда, хотя бы один из людей - постигнет: что есть суть чистого убийства.
- Это выдуманная ситуация, - сказал он.- Так не может произойти. Так... просто не бывает. Люди смертные и они умирают. Любое убийство - убивает. А эта ситуация не настоящая.
- И только поэтому ты ... - я задумалась, обвела глазами окружающих ... людей, - ты, действительно, убеждаешь себя, что кроме вот этого мира, нет никакого другого?