Официант вяло кивнул.
— Этот юноша может обслужить, когда в настроении, — сказала Галя.
— Настроение мы ему создадим, — посулил Георгий.
Они сделали заказ, и официант удалился.
— Значит, тебе здесь нравится? — спросил Георгий.
— Ничего, — кивнул Роберт, — но дизайн оставляет желать лучшего.
— Ты полагаешь?
— Дали бы мне эту «Ядвигу» на полгода, я бы сделал из неё конфетку.
— У него поразительный вкус, — сказал Георгий девушке.
— Пусть она сама составит мнение, — сказал Роберт. — В наши годы надо жить своей головой. Во всяком случае, в мои годы.
— Какой старый, — засмеялась Галя. — А какие ваши годы?
— Мне уже двадцать шестой пошёл.
— А мне двадцать пять, — сказал Георгий озабоченно.
— Ты ещё молодой, — сказал Роберт.
— Не скажи, — сказал Георгий.
— Да будет вам, — засмеялась Галя. — Это я старая, мне уж двадцать второй. Для девушки страшный возраст.
— Вы выглядите моложе своих лет, — сказал Роберт. — Ваше здоровье! Я очень рад, что мой друг Георгий встретил вас на своём творческом пути.
— Я тоже рад, — сказал Георгий, — хотя её насмешливость и подозрительность меня огорчают.
— Это пройдёт, — выразил надежду Роберт. — Просто она общалась с северянами, и они её ожесточили.
— Почём вы знаете, с кем я общалась? — сказала Галя недовольно. — Какие наблюдательные.
— Слушай, — сказал Георгий растерянно, — она обиделась.
— Стану я на всех обижаться…
— Галя, успокойтесь, — сказал Роберт. — Наш Георгий тут совсем ни при чём. Он человек очень солидный. Не далее как вчера он мне говорил, что мечтает создать домашний очаг.
— А я так говорил? — спросил Георгий.
— Конечно, говорил, — сказал Роберт. — Ты уже ничего не помнишь.
— Удивительное дело, — произнёс Георгий озабоченно.
Он положил руку на плечо Гале и мягким баритоном пропел:
— Если ты живёшь на свете, это хорошо. Знают взрослые и дети: это хорошо…
К столику подошёл Сергей и сказал:
— Петь не нужно.
— Почему? — спросил Георгий.
— Гости обижаются.
— А на что они обижаются? — Георгий был уязвлён. — Может быть, я фальшивлю?
— Ничего ты не фальшивишь, — сказал Роберт. — Ты идеально верно спел. Они не догадываются, что ты и музыка — всё равно, что брат и сестра.
— Открой рояль, — предложил Георгий, — я им докажу.
— Нельзя, — сказал Сергей. — Невозможно.
— Тогда подай счёт, — потребовал Георгий. — Я минуты здесь не останусь.
— Можешь передать своим гостям, что они сами себя наказали, — сказал Роберт. — Люди его песни за деньги слушают, а им их дарили от чистой души…
Галя их остерегла:
— Мальчики, не заводитесь.
— Не волнуйтесь, — успокоил её Роберт, — мы культурные люди и умеем себя держать. Чихал я на эту «Ядвигу».
Сергей принёс листок, испещрённый цифрами, и Георгий щедро расплатился.
Когда они вышли, Галя сказала:
— Много ты ему дал.
Георгий отмахнулся.
— Какая разница.
— Он после смеяться будет.
— Будет смеяться, отберём, — сказал Роберт.
— Поэтому нам, южанам, трудно, — сказал Георгий. — Мы очень бескорыстные.
— Мы камня за пазухой не держим, — подтвердил Роберт. — Нас можно голыми руками взять.
— Если ты живёшь на свете, это хорошо! — пропел Георгий.
В полдень к Роберту постучали. Роберт сначала открыл глаза, потом проснулся.
— Прошу, пожалуйста.
Вошёл Георгий.
— Извини, ради бога, ты работал?
— Нет, ничего. Пора вставать. Ты давно встал?
— Только что.
Роберт сел на постели и провёл рукой по щеке.
— Надо побриться.
Он подошёл к рукомойнику и ополоснул лицо.
— Ты уже работал? — спросил он, включая в розетку электробритву.
— Так, немного. Вообще говоря, я вздремнул.
— Конечно, надо выспаться. Бессонница разрушает организм. — Роберт повысил голос, чтобы шум бритвы не заглушал его.
— Но ведь мы работаем и во сне. — Георгий тоже повысил голос. — Мне объяснял это один учёный. Творческая работа происходит даже тогда, когда человек спит.
— Но это не у всех, — напомнил ему Роберт. — Исключительно у творческих людей.
— Само собой, — согласился Георгий. — Так уж мы устроены.
— Поэтому мы живём на износ, — вздохнул Роберт и вынул бритву из розетки. Потом без видимой связи сказал: — Галя — красивая девушка.
Георгий подумал и согласился.
— Девушка она, безусловно, хорошая. И даже чем-то меня волнует. Возможно, в ней есть определённая искренность. И всё-таки я боюсь: для неё все лица уже слились в одно.