— Она должна бы ценить твоё отношение.
— Каждый нормальный мужчина так скажет, — у Роберта был огорчённый вид, — но для женщин не существует логики.
— Трудно с ними, — сказал Георгий.
— Вдруг она захотела ребёнка, — Роберт пожал плечами, — говорит, это — право женщины. Я полгода ей объяснял: так нельзя, должно быть чувство какой-то ответственности. Материнство — это серьёзная вещь. Куда там! Она меня даже не слышит.
— Они думают, главное — это родить, — сказал Георгий. — Родить — пустяк. Воспитать — вот в чём сложность.
— Примерно это я ей говорил. Будет ребёнок. С течением времени. Но на неё резоны не действуют. Она чувствует, что у меня мягкий характер. Систематически осуществляет прессинг. Хорошо, говорю ей, нет проблем. Готов пойти тебе навстречу.
— Ты уступил ей?
— Я ей уступил. И что же я выиграл? Мир и дружбу? Одни только слёзы, горькие вздохи и красноречивое молчание. Я просто не мог полноценно работать. И я ей искренне заявил: «Нонна, я переоценил свои силы. Ты не созрела для материнства». И я, знаешь, тоже извёлся вконец. У меня горит Дворец пионеров. Поэтому я уезжаю трудиться, а ты сделай необходимые выводы.
— Ты думаешь, она сделает выводы?
— Я не сомневаюсь, что сделает. Она порядочный человек и понимает, что в этом вопросе моё согласие необходимо.
Некоторое время приятели шли молча. Потом Георгий сказал:
— Женщины не могут понять, как они подрывают свои позиции слезами и постоянными жалобами.
— Как они все нас расстраивают, — пожаловался Роберт, — как портят нам нервную систему, как не дают нормально жить.
— Когда-нибудь они поймут, что себе рыли яму, — убеждённо сказал Георгий. — Этим кончается всегда.
— Когда мы прославимся, — сказал Роберт. — А мы прославимся. Правда, Георгий?
— Конечно. И в недалёком будущем.
— Ты напишешь свою симфонию, а я сделаю проект Дворца пионеров. Надеюсь, он выиграет конкурс.
— Вообще, слава — хорошая вещь, — сказал Георгий, — особенно когда она заслуженная.
— С завтрашнего дня основательно примемся за наши дела, — сказал Роберт.
— С завтрашнего дня работаем вовсю, — произнёс Георгий с подъёмом.
— Сегодня так уж и быть пойдём к Арсению, — сказал Роберт.
— Думаешь, надо всё-таки пойти?
— А что делать? Не пойдёшь, он обидится.
— То-то и оно, — вздохнул Георгий. — Но задерживаться мы, конечно, не будем.
— А чего мы там не видали? — усмехнулся Роберт. — Поздравим молодожёнов и пойдём спать.
Арсений и Христофор снимали две просторные комнаты и застеклённую веранду в доме на краю города. Молодые женщины, как смогли, украсили комнаты, всюду поставили кувшины и графины с цветами, и в комнатах стало уютно и празднично.
Когда Георгий и Роберт явились, стол был уже накрыт. Арсений в белой рубашке с закатанными рукавами открывал бутылки, Тамара с Ниной расставляли стулья, а Христофор в сером костюме и ярко-красном галстуке ходил из угла в угол с напряжённым, нахмуренным лицом.
— От души приветствуем дорогих хозяев, — сказал Роберт. — Примите в этот знаменательный день очень скромный подарок от нас с Георгием.
Он протянул вазу, наполненную розами.
— Мы там сделали надпись, — сказал Георгий. — Если есть ошибки, просим нас не судить, гравёр не внушил мне никакого доверия.
Женщины засуетились.
— Спасибо, спасибо!
— Какая ваза!
— Какие розы!
— Христофор, — сказала Тамара, — что ты молчишь? Прочти, что они написали.
Христофор разжал губы, и золотое сияние полилось из его рта.
— Благодарим вас, — сказал он, — будьте гостями.
— Садитесь, садитесь, — приглашал Арсений, — вот сюда, здесь не дует. Я сегодня весь день рассказывал моим дорогим родственницам, как прекрасно мы здесь жили с Георгием в прошлом году.
— Да, — сказал Георгий, — это были незабываемые дни.
— Разумеется, — рассмеялся Арсений, — всего я не мог рассказать, учитывая нежный возраст Нины. Тамара — другое дело, она уже зрелая женщина.
Тамара взглянула на него со смутной улыбкой.
— Перестань, — сказал Христофор.
— А что я такого сказал? — опросил Арсений. — Недаром же мы отмечаем сегодня тридцать дней супружеской жизни. Первый месяц брака для девушки — университет. — Эти слова он обратил к Нине, и девушка смущённо потупилась.
— Перестань, — повторил Христофор.
— Не понимаю. — Арсений развёл руками.
— На вашем месте, Арсений, я бы не спорил, — сказал Роберт. — Даже в том случае, если вы не сразу улавливаете смысл предупреждения нашего уважаемого Христофора. Уважаемый Христофор старше вас лет на тридцать с порядочным хвостиком, прошёл большую школу жизни и уж, верно, знает, что говорит.