— Спасибо, сынки, — глухо проговорил он. — Покарали гадов, отомстили за кровь невинных.
— Откуда ты взялся, дед? — вырвалось у Рудакова.
— Здешний я… как пришли немцы, так согнали всех к амбару, что у дороги со стороны Ружан. А сразу понял, зачем они пришли… спрятал внучка своего, Ванечку, в погреб, что на огороде под кустами малины и сам там укрылся, — вот и не нашли нас изверги. А всех остальных согнали в амбар и сожгли… я крики слышал… А девок молодых для забавы оставили. Спасибо, сынки, что до своей смерти увидел я справедливость на этой земле, — покарали вы извергов, а главного ихнего повесили, чтобы зенки его поганые воронье выклевало!
Старик замолчал, задыхаясь.
— Нам идти пора, дедушка, — сказал Рудаков. — Ты уж не серчай, но односельчан твоих похоронить мы не сможем, — времени нет, того гляди, немцы снова нагрянут.
— Не заботьтесь, сынки! — вздохнул дед. — Вы уж мне только пулемет оставьте, чтобы я перед смертью с собой хоть десяток супостатов с собой забрал.
— А может, с нами к партизанам уйдешь? — предложил Рудаков.
— Нет, не дойти мне… ноги уж не держат, — отказался старик. — А вот Ваньку с собой возьмите: он вас к партизанам без ошибки проведет.
— Будет тебе пулемет, отец, — пообещал Рудаков и пошел к сараю: туда мы стащили трофейное оружие. Через минуту он появился с пулеметом и вручил его старику вместе с пятью гранатами:
— Пригодятся. Прощай, отец!
— Катерину мне покажите, проститься хочу, — попросил старик.
Я недоуменно взглянул на Рудакова.
— Девчонка молодая… с которой полицейские всю ночь забавлялись… Сейчас!
Из здания сельсовета вынесли тело девушки, накрытое занавеской. Старик подошел к ней, посмотрел на лицо и ровно произнес:
— И ее спасите, сынки.
— Она умерла, отец! — не сдержался я. Мне действительно был жаль его. Его и несчастную девушку, павшую жертвой звериных инстинктов кучки подонков.
Рудаков прижал ладонь к шее девушки и озадаченно воскликнул:
— Да она жива! Есть пульс! А мы ее за мертвую держали! Чудны дела твои, Господи!
Я взглянул на часы: почти семь утра. Пора! Давно пора!
— Рудаков, девушку на носилки, понесем с собой. А ты, дед, давай своего Ваньку сюда. И побыстрее: нельзя нам здесь надолго задерживаться.
Дед привел Ваньку: щуплого подростка лет двенадцати, босоногого, в рваном мужском пиджаке. Рудаков с бойцами положил девушку на самодельные носилки: она так и не пришла в сознание.
— Все! Уходим! — решительно сказал я. — Удачи тебе, старик!
Дед ничего не ответил: он лишь проводил нас взглядом, опираясь на пулемет.
Надеюсь, что в деревню прибудут латыши из того же полицейского батальона, а не немцы. Даже всего лишь скрупулезно выполняя щекотливые приказы руководства, всегда ощущаешь некоторый неуют. Раньше это называли совестью, — а как назвать это в наш просвещенный век?
Просвещение избавило нас от совести и страха перед наказаньем Божьим. А что дало взамен? Лично для меня: алкоголь и первитин. От первитина мне удалось избавиться, — но это не я одержал победу, а алкоголь. Тоже ведь проблема, но стоит ли думать, как от нее избавиться, если прилетевшая неизвестно откуда пуля в любой момент может решить все проблемы?
Способность к размышлениям — это проклятье.
Перед уходом я пересчитал трупы латышских полицейских: их было сорок шесть. Никто не ушел — это радовало. Если нагрянут их товарищи, то они нарвутся на сурового белорусского деда с пулеметом, что даст нам еще фору.
Мальчик Ваня повел нас на восток. Мы прошли километров пять, пока из-за кустов вдруг не прозвучала команда:
— Стой! Положить оружие и руки вверх!
Мы беспрекословно выполнили приказ. Из-за кустов вышел парень с винтовкой. Он не был похож на русского десантника: в пиджаке и гражданских брюках, заправленных в сапоги. Увидев нашего сопровождающего, он воскликнул:
— Ваня! Что случилось?
Мальчик коротко и доходчиво обрисовал ситуацию. Партизан посмотрел на безучастно лежащую на носилках девушку и сказал:
— Н-да… ситуация. Идите за мной!
Вот и первые признаки успеха: нас ведут в расположение партизанского отряда. Останется всего лишь сориентироваться на месте: те ли это люди, что так нам нужны.
Пожалуй, это будет самое сложное.
Через пару километров мы вышли к лесной поляне, на которой находилось штук пять землянок. Партизан провел нас к одной, вход в которую охраняли двое плечистых партизан. Наш провожатый жестом остановил нас и нырнул в землянку. Через пару минут он появился снова и пригласил: