— Я поднял этого мерзавца из грязи, выучил и сделал управляющим, я относился к нему как к собственному сыну! — возмущался дядя Фриц. — И что же я получил?! Этот негодяй нагло заявил мне, что я должен быть счастлив, что усадьбу не сожгли вместе с моей семьей! И что немцам не место в свободной Латвии! Каково?! Эти потомки германских рабов вдруг вообразили себя европейской нацией, способной к самостоятельному развитию. Они забыли, что каменные города, церкви и университеты построили для них немцы. Мы, немцы, строили дома, университеты и храмы, несли цивилизацию, культуру и Божье слово в эти дикие края! А они столетиями лизали наши сапоги в благодарность за это. И если у разных там латов-эстов и образовалось какое-то подобие европейской культуры, то не благодаря их личным способностям, а исключительно в силу особых свойств немецкого гуталина!
Отругав лато-эстов, дядя переходил к критике разочаровавшей его Российской империи.
— Империя! Великая империя, перед которой трепетала Европа! Достигшая наивысшего могущества при императрице Екатерины Великой, без соизволения которой ни одна пушка в Европе выстрелить не смела! А кто была великая императрица российская до замужества? Немецкая принцесса Ангальт-Цербстская София! — патетически восклицал дядя. — Поколения немцев не за страх, а на совесть строили Российскую империю! И что же?! Несколько тысяч экзальтированных особей и уголовных элементов заставили содрогнуться все здание Империи. Полиция и армия оказались в растерянности! В нашем уездном городе бывший каторжник, осужденный за убийство и ограбление, разъезжал по городу на автомобиле градоначальника вместе с собутыльниками и женщинами легкого поведения, а городовые, жандармы и чиновники отдавали ему честь, — потому что тех, кто не отдавал ему честь, он немедленно расстреливал. И лишь два немца, два полковника, Мин и Ренненкампф, спасли тогда Империю решительными действиями! Ну почему же Господь великую Российскую империю населил такими глупыми и неуправляемыми дикарями, как русские?!
Затем дядюшка принялся сокрушаться по поводу тупости русской аристократии и происков мирового еврейства, приведших Российскую империю к противоестественному союзу с «еврейско-масонскими» Англией и Францией и войне с «исторически дружественной» Германией. Да, несмотря на то что дядюшка покинул Россию еще в 1907 году, он где-то в потаенных уголках души оставался подданным Российской империи.
Впрочем, уехав на историческую родину всех немцев, дядя быстро набрался живительных соков из глубинных генетических корней на земле предков и стал ярым патриотом Великогерманского рейха. Но из этого тоже не вышло ничего хорошего: прошло чуть больше десяти лет и Гогенцоллерны потеряли свою Империю не менее позорно, чем годом раньше Романовы.
Теперь дядя имеет звание СС-штандартенфюрера, служит в Управлении по делам расы, боготворит фюрера и созданный им Третий рейх. Учитывая особенности дядиной биографии и тяготеющий над ним рок, я невольно пришел к выводу: если Третий рейх в скором времени постигнет судьба Империй Гогенцоллернов и Романовых, то в этом будет виновата в первую очередь несчастливая дядина звезда.
Впрочем, сейчас я подумал: если бы российский император вовремя прислушался к вековой мудрости остзейских немцев, вся история Европы могла бы пойти по другому. А с учетом того, что дядюшка Фриц был убежденный холостяк и души не чаял в детях своей столь преждевременно оставившей этот мир дорогой сестры, то я вполне мог бы сейчас прогуливаться по великолепному саду СВОЕГО поместья. А, нагулявшись, шел бы пить в библиотеку домашнюю наливку, уютно расположившись с томиком Шиллера, в огромном мягком кресле напротив пылающего камина.
Сегодня я закончу день, лежа на скрипучей железной койке и выпив пару стаканов крепкого бимбера, раздобытый Лангеном на каком-то польском хуторе.
Утром Махер принес мне завтрак: обожаемый мной омлет и кружку крепкого натурального кофе.
— Откуда такое богатство? — изумленно воскликнул я.
— Свежее молоко и яйца принесли местные крестьяне, — пояснил Махер. — Они всегда приносят их для офицеров украинского батальона. Те платят щедро: хвастались, что хорошо пошерстили евреев в гетто. А кофе… Разве зря мы ездили в Берлин? Я основательно затарился на черном рынке!