Опять смущается. Уже знаю, что он вообще очень легко смущается.
— Нет. Но суп с фрикадельками точно.
— А давай мы с тобой составим меню. Сядем, напишем, ты украсишь его рисунками. Мы его повесим в кухне и будем каждый день готовить строго по графику. То, что в меню будет написано.
Загорается тут же. Глазенки так и сияют.
— Давай!
Погода за окном противная. Даже Шарик-Бобик сидит в своей новой конуре и носа не кажет. Самое время заниматься тем, что мы задумали. Тем более, что Иван немного простыл и хлюпает носом. Расчерчиваю табличку для меню. Писать в нее названия блюд Иван будет сам. По-русски, а повторять по-английски и по-французски. Отец мальчика выбрал для изучения именно эти языки. Через час меню составлено. Все как положено — первое, второе и десерт.
Иван берется за оформление нашего меню. Я тем временем набрасываю список необходимых продуктов. Иду, чтобы передать его Маше. Тут возникает неожиданная проблема. Маша усмехаясь и привычно упирая кулаки в бока сообщает, что не собирается выполнять указания «другой прислуги». Не очень понимаю, что с этим делать. Ведь в таком положении оказываюсь в первый раз. В ту пору, когда у меня самой была приходящая домработница, которая мыла полы и вытирала пыль в нашем большом доме, за такое поведение уволила бы ее без разговоров и все, а теперь-то и я могу быть уволена в любой момент…
Как быть? Ехать самой? Но у меня нет денег для такой масштабной закупки. Да и Ваньку таскать за собой по магазинам преступно. Позвонить Евгению Васильевичу? Как-то неловко выносить наши внутренние с Машей проблемы на его суд. Да и вообще любой российский интеллигент с молоком матери впитывает отвращение к стукачеству…
— Ну что встала столбом? Только дом выстуживается.
Даже вздрагиваю, за этими своими размышлениями забыв, что все еще стою на пороге домика у ворот. А вот такое прощать уже нельзя.
— Разве мы с вами, Маша, уже перешли на «ты»? Что-то не припомню такого.
— А мне на этого особого разрешения не надо. Тоже мне барыня…
— Не барыня. Но впредь прошу не забывать говорить мне «вы» и обращаться по имени отчеству. Надежда Николаевна, если вы запамятовали.
— Да пошла ты!..
Дверь захлопывается прямо у меня перед носом. Ну здорово! Пока иду назад в большой дом, до меня наконец-то доходит, из-за чего такая острая реакция на мою вполне невинную просьбу — все равно ведь именно Маша и Слава занимаются тем, что закупают в дом продукты. Я, предложив Ваньке самим готовить себе еду, влезла на исконную Машину территорию. Покусилась на ее кусок пирога. За готовку ей ведь, наверно, доплачивают отдельно… Вот черт!
Возвращаюсь к Ваньке. Пока я ходила к Маше, он успел разрисовать составленное нами меню. Теперь по нему ездят танки, летают самолеты и пестрят взрывы. Не совсем кулинарная тема, но разве это главное?
Торжественно относим меню на кухню, прикрепляем магнитиком к холодильнику и все-таки несмотря ни на что принимаемся готовить наш первый совместный обед. Благо в холодильнике и в подсобке необходимые продукты нашлись. Пока размораживается фарш, чищу картошку. А чтобы Ванька не заскучал рассказываю ему сказку. Придумываю их сама. Начала еще тогда, когда мои мальчишки были маленькими. Им нравилось ужасно. В первую очередь потому, что можно было самим влиять на развитие сюжета. Они мне заказывали про кого хотят сказку, что в ней должно произойти, и чем дело кончится. Другое дело, что я, естественно, хулиганила и все время вводила новых персонажей, которые до крайности затрудняли и усложняли сюжет…
Вот и сейчас, сижу и рассказываю Ваньке историю про пса Шарика-Бобика. Про то, как во время прогулки он познакомился с настоящим, всамделишным Дедом Морозом, который, ясное дело, прекрасно говорил на собачьем языке. В качестве «собачьего» (да простят меня полтора миллиарда китайцев) использую язык Поднебесной. Почему нет? Так, в игре и кое-что из этого языка мальчишка запомнит. Отец Ваньки зря отказался от того, чтобы его сын учил этот язык. За ним — будущее.
Фрикадельки Ванька делает сам. Своими маленькими ладошками катает мясные шарики и аккуратно складывает их на деревянную досочку. Когда картошка с морковкой сварились, запускаем в суп наши фрикадельки.
— Теперь следи за ними. Как всплывут, значит готовы.
— И мы их будем есть?
— Еще как!
— Круто.
Опять это словечко. Произнесенной с той же, знакомой мне интонацией. И опять от него мутит. Остро, сразу. Делаю глубокий вздох. Вроде становится легче. Черт! Какая-то натуральная фобия у меня на это словцо выработалась!