— Вань, а откуда у тебя это слово — круто?
— Папа так говорит.
Ну естественно. Само собой. Что-то я…
В дверях кухни возникает Маша, некоторое время молча с нехорошей усмешкой на лице следит за нашими с Ванькой действиями, а потом также молча удаляется.
Приготовленный нашими совместными усилиями суп съедается подчистую. Ванька трижды просит добавки и отваливается от стола с таким видом, как Шарик-Бобик от своей миски после того, как где-то пропадал целый день. Кстати, с Ванькой мой пес подружился самым наилучшим образом. Встретившись вылизывает ему всю физиономию, благо тянуться высоко не надо. Иван строгим голосом кричит Шарику-Бобику: «Фу!», тот, естественно, на его команды не реагирует. В итоге оба счастливы совершеннейшим образом.
При помощи Славы мы изготовили Шарику-Бобику шлейку с длинными постромками. Теперь нашего пса можно впрягать в санки. Развлечение оказывается изумительным. В первую очередь для меня. Бегаю с поводком Шарика-Бобика в руках следом за ним и привязанными к нему санками с Ванькой до полного изумления. В студенческие годы столько не бегала, сколько сейчас. В итоге несмотря на мой старушечий статус и подступивший вплотную климакс чувствую себя замечательно.
Вечером вернувшийся с работы Евгений Васильевич, сняв пальто и ботинки, прямым ходом идет на кухню и останавливается перед меню, которое составили мы с Ванькой. Забавно… Откуда он?.. Хотя, что это я! Наверняка Маша нажаловалась. Ей, как видно, стучать привычнее, чем мне. Ну точно! Вот и она! Вбегает в кухню как-то картинно заламывая руки и почему-то приседая. И голос из хамовато-самоуверенного неожиданно превращается в угодливо-заискивающий.
— Ну вот! Что я вам говорила, Евгений Васильевич, миленький! Отравит ребенка, а я отвечать буду. У меня-то диплом, а у нее?..
Ванька, который в этот момент пьет молоко и уплетает испеченный нами яблочный пирог смотрит на происходящее широко раскрыв глаза. Даже жевать перестает. Наконец его отец, внимательно прочитав меню поворачивается в нашу сторону. Жду его реакции с невольным трепетом. Видела же, в каком виде из его кабинета после совещания выходили подчиненные. А тут ведь — чистой воды самоуправство.
— Ты что это ешь?
Ванька, у которого рот набит пирогом, в ответ только тычет в отца зажатым в руке куском. Тот меряет откушенный с одной стороны примятый квадратик недоверчивым взглядом и обращается уже ко мне:
— А еще есть?
Киваю. И так же молча отрезаю от пирога, укрытого чистым льняным полотенчиком, добрый ломоть и ему. Осматривает его придирчиво. Потом откусывает, стараясь не обсыпаться сахарной пудрой, сначала жует медленно, потом челюсти его принимаются двигаться быстрее. Заговаривает только после того, как доедает и облизывает испачканные пальцы.
— А супа этого… — оборачивается к холодильнику с висящим на нем меню и тычет в него пальцем. — Вот! С фрикадельками — тоже дайте попробовать.
Я только развожу руками, а Ванька одним мучительным глотком проглотив то, что было у него во рту, виновато сообщает:
— Я все съел, пап.
— Все-е-е?.. — с улыбкой переспрашивает Евгений Васильевич, и у меня становится легче на сердце — казнить сразу не будет, сначала все-таки будет судить.
Точно. Идет к выходу с кухни, но на пороге приостанавливается и просит меня и Машу пройти за ним в кабинет. Сам садится за стол. Мы с Машей останавливаемся напротив. Чувствую себя до крайности неловко. Давненько мне не приходилось стоять вот так — навытяжку перед сидящим мужчиной. Наверно, только в молодости, когда экзамены в институте сдавала, и потом, когда на работу устраивалась… Ну да. Теперь-то я тоже на работе. Только все равно очень странно. Никогда не задумывалась о том, что правила хорошего тона действуют очень выборочно. Женщина, становясь прислугой, перестает быть женщиной даже в глазах воспитанного человека. Как следствие — мужчина сидит, а две женщины стоят…
Маша начинает говорить еще от порога:
— Я как увидела, так сразу вам позвонила, Евгений Васильевич. Смотрю, ребенка заставляет всю кухонную работу делать. Он у нее фрикадельки крутил. А в сыром мясе-то какой только заразы не бывает.
— Мы после хорошо вымыли руки.
— Конечно, теперь-то когда все вскрылось оправдываться будет!
— Я не оправдываюсь, я только хочу сказать…
— Стоп! — произносит Евгений Васильевич таким тоном, что мы обе тут же замолкаем.
Тьфу ты! Втравила меня в какую-то совершенно отвратную склоку.
— Я хотел бы понять — это правда, что вы с Ваней готовили обед, причем мальчик сам делал фрикадельки?