А ведь если в зеркало не смотреть — мне по-прежнему восемнадцать… Кажется, что если ничего не изменилось внутри, ничего не должно и снаружи происходить… А оно происходит. И с каждым годом это все заметнее и заметнее. И кажется все менее справедливым и правильным…
Господи тошно-то как!
Совсем скверно становится после того, как по телевизору в какой-то очередной «Фазенде» или «Дачном вопросе» вижу… собственный бывший дом и собственного бывшего мужа. А рядом с ним губастую и сисястую блондинку «в интересном положении». Причем, положение ее уже настолько «интересно», что предельно ясно — таким «интересным» за четыре месяца, которые прошли с момента нашего с Игорем развода, оно стать не могло никак… А это может означать только то, что трахать он ее начал давно. Задолго до того, как сказал мне, что не хочет быть дедом и жить в обществе бабки, а хочет быть отцом и жить… Ну теперь я, по крайней мере, знаю, с кем он уже тогда собирался жить.
Блондинка увлеченно рассказывает о том, что они с мужем (уже с мужем!) готовят детскую, но никак не могут решить, в каком стиле ее оформить. Бравые теле-дизайнеры, естественно, уверяют, что все сделают в лучшем виде и принимаются за мой дом… За комнату, в которой когда-то жили мои дети… В которой все было когда-то придумано мной… Они ничтоже сумняшеся принимаются красить стены, на которых, я знаю, еще сохранились детские каракули моих сыновей, выбрасывают «старую» мебель, затягивают отделанный деревом потолок натяжным французским, а вместо уютного абажура вешают какую-то конструкцию из металла и стекла, вид у которой такой, как будто ее скрючило от боли…
Звонит телефон. Отвечаю почти автоматически. Не могу оторвать взгляд от экрана.
— Смотришь?
Любка. Ну, а кто ж еще-то?
— Смотрю.
— Ревешь уже?
— Нет пока.
— Печь сначала растопи, а то сопли в носу замерзнут.
— Растопила.
— Приготовилась, стало быть. Вот ты мне скажи, дура ты упрямая, ты долго еще там сидеть собираешься? Тебе бы, идиотке, на работу попробовать устроиться. Как дальше жить-то будешь, если ничего не найдешь? А найти-то трудненько будет…
Знаю и без нее. Да и чему удивляться? Сорок пять лет, скоро пенсия, а ни трудового стажа, ни какой-то профессии, вообще ничего у меня нет. Работала ведь только до того момента, как детей родила… И, наверно, это все, что я по большому счету действительно хорошо умею делать — растить детей. Свои получились — что надо. Теперь вполне могу наняться нянькой или гувернанткой к чужим. С Любкой мы это уже как-то обсуждали. Но она лишь презрительно оттопыривала губу.
— Идти в прислуги? Да ты, Надь, не сможешь просто. Ты ж привыкла сама хозяйкой быть, а тут…
И тем не менее, мысль эта не оставляет меня. Даже позвонила в несколько кадровых агентств. Узнала: для того, чтобы начать работать в этой сфере, как минимум, нужна медицинская книжка. Убила тучу времени, но теперь и этот этап пройден. Книжка есть. Сегодня утром в кадровом агентстве, в котором девушка-менеджер оказалась самой приятной, мне назначено первое собеседование.
Встаю, прифуфыриваюсь. Дача расслабляет. Когда живешь одна и никуда не ходишь, постепенно «опускаешься». Сначала перестаешь краситься, укладывать волосы, делать маникюр, потом переходишь на совершенно непривычный ранее, но до крайности удобный дачный стиль одежды — джинсы, солдатские ботинки, футболка и телогрейка…
Сегодня так нельзя. Сегодня мне надо выглядеть строго, даже консервативно. «Бедненько, но чистенько», — как выражается все та же Любка, когда хочет выразить крайнюю степень презрения к увиденному где-то убожеству. Короче говоря, одеться мне надо может и не бедненько, но точно без выпендрежа. Чтобы не получилось, что сумочка, с которой я приду на собеседование — дороже той, с которой явится моя потенциальная работодательница… И машину придется оставить где-нибудь подальше…
Выхожу из дома… И понимаю, что пропала. Все-таки я слишком городской житель, не привыкла следить за погодой. А валит снег… И видно не первый час. Может всю ночь. А машина-то у меня — низкая. Совсем не джип у меня машина. Чищу ее от навалившего снега и размышляю судорожно — проеду? Нет?