Захлопывает дверь, а я принимаюсь хохотать. Поразительный тип! Просто поразительный.
Загнав свою неловкость куда поглубже, решительно топая спускаюсь вниз. Есть хочется. Мельком смотрю на себя в зеркало. Боже! На голове просто гнездо воронье! Причесываюсь торопливо. А потом достаю из холодильника кастрюлю со щами, которые сварила вчера. Ставлю на плиту. Газ на бабушкиной дачке не магистральный, а из баллона. Наверно из-за этого какой-то другой. Более жаркий что ли. Первое время все у меня на нем сгорало. Не сразу привыкла к такой особенности. Вот и сейчас — щи в кастрюльке закипают моментально. Пока они греются, режу хлеб — черный, чищу чеснок. Целоваться ни с кем не собираюсь, так что… Все готово как раз к тому моменту, когда мой незваный гость — уже, слава богу одетый — выруливает из предбанника.
— А чем это теперь так пахнет?
— Вчерашних щей хотите?
— Приходить завтра?
Смеюсь.
— Нет. Завтра они уже будут позавчерашние.
— Тогда хочу. Тем более, если это они так пахнут.
Киваю, беру в сушке вторую тарелку и наливаю ему до краев. Уже забыла, как это приятно — кормить голодного мужика. Ест так, что уши ходят ходуном. В одном кулаке как гранату зажал черную горбушку, которую предварительно натер зубчиком чеснока и посолил, во второй — ложка, которая так и мелькает, путешествуя от тарелки ко рту. Сажусь рядом. Ем не так быстро, как он. Поэтому у меня еще полтарелки, когда у него ложка уже во всю скребет по дну. Облизывает ее и смотрит в точности как пес Шарик-Бобик. Молча встаю и наливаю ему добавки. Даже вздыхает умиротворенно.
— А водочки у вас совершенно случайно нет?
Опять смеюсь и потрясенно качая головой иду к холодильнику — такой нахальный, что даже нравится. Достаю из морозилки покрытую инеем бутылку, а с полки — две рюмки. Разливает. Салютует мне и опрокидывает тягучую жидкость прямо в горло. Крякает уже совершенно восторженно и снова склоняется над тарелкой. Выпиваю свою рюмку и тоже принимаюсь за еду, попутно искоса рассматривая его лицо. Без седой щетины на подбородке и щеках и без очков в тонкой, надо признать стильной оправе, которые сейчас лежат перед ним на столе, он кажется намного моложе. Мой ровесник, или даже младше. Скулы угловатые, на щеках впадинки, ресницы длинные. На зависть. Стрижка довольно короткая, волосы как и щетина — темные с проседью. Кажется, это называется «соль с перцем». Перца пока что больше, но соль уже взялась за него всерьез…
В очередной раз мельком огорчаюсь по поводу того, что возраст мужчинам, как правило, идет. Пропадает детская округлая наивность и гладкость, проступает суть мужской натуры. Мужики в отличие от нас, женщин, в этом возрасте не стареют, а матереют. Особенно если им удается сохранить поджарую волчью стройность. Вот как этому…
Наелся. Вижу, что ложка путешествует между тарелкой и ртом уже значительно медленнее. Испрашивает взглядом разрешения и наливает по второй. Выпивает все так же отсалютовав, но не чокнувшись, заедает хлебом с чесноком и снова принимается за щи. Интересно, когда он ел-то в последний раз? Может он все-таки бомж, а свои дорогие очки на помойке подобрал? Тогда на какие деньги трактор нанимал?
Доедает. Откидывается на спинку стула. На лице — ленивое, тягучее счастье.
— Это было… нереально. Это было просто офигительно нереально. Полный восторг и отпад.
— Спасибо.
— Вы профессиональная повариха?
— Нет, увы. Я всего лишь профессиональная жена с 27-леним стажем. И то — бывшая.
Смотрит прищурившись. Словно мерку прикладывает.
— Здесь раны зализываете?
Киваю молча. Слезы внезапно подобрались очень близко.
— Ушел к другой, вас оставив у разбитого корыта?
Опять киваю и отворачиваюсь.
— Детей нет?
— Есть. Выросли уже…
— Поня-я-ятно. И хватит реветь!
— Я не реву.
— А то я не вижу.
Вскакиваю и отхожу от стола в сторону, размазывая по щекам непрошенные слезы.
— Чего теперь делать будешь?
— Работу ищу.
— И как?
— Никак. Сегодня вот собеседование должно было быть, а я тут…
— Не реви.
— Не реву.
— Ага. Я заметил. На!
Вижу перед собой руку с рюмкой водки. Беру, пью. Тут же перед носом оказывается кусок черного хлеба с чесночиной на нем. Закуска, стал быть. Какой заботливый, однако!
— Что делать-то умеешь?
Трясу головой.
— Говорю же — профессиональная жена. Детей могу воспитывать, щи, вот, варить, дом вести…
— Не густо.
— Зато качественно.
— Таких как ты… — машет рукой. — Чего ж, клуша, сидела? Чего ждала-то? Неужели не чувствовала, что все псу под хвост идет? Образование-то хоть какое-то есть? Ну кроме средней школы?