Аня сидела на кровати, согнувшись над вязанием. Люба, неслышно отворив дверь, стояла на пороге и смотрела на девочку, а в груди закипал гнев. Так и не окликнув Аню, она вышла в коридор и решительно направилась в директорский кабинет.
— Здравствуйте, Зинаида Егоровна! Я по поводу Ани, — начала Люба прямо с порога.
Директор поливала цветы на подоконнике. Она застыла с лейкой в руке, удивленно скривив губы, но не ответила на приветствие.
— Меня интересует один очень важный вопрос: когда вы прекратите эксплуатировать ребенка?
— Во-первых, кто вам позволил вот так врываться в мой кабинет? А во-вторых…
— Положим, кабинет пока ваш, но интернат — не частная лавочка. И я не позволю вам издеваться над ребенком. Девочка вынуждена все свободное после уроков время горбатиться, другого слова и не подберешь, лично на вас. Ни отдыха, ни свежего воздуха, ни спортивных занятий, ни духовного развития — ничего, кроме каторжного и бесплатного труда!
— А кто вы такая, чтобы тут командовать?
— Я опекун Ани, и это вам известно.
— Но опекунство оформлено в связи с квартирой, которую она получит по завещанию. Остальное вас не касается. И я попрошу вас освободить мой кабинет!
— Я освобожу его, но, боюсь, что и вам придется с ним распрощаться.
— Да как вы смеете?
Но Люба уже хлопнула дверью и не слышала дальнейших словоизлияний «салтычихи». Прямо из интерната она помчалась в администрацию. До конца рабочего дня оставался один час, а успеть надо многое.
— Скажите, зачем вам это нужно? У вас взрослый сын, скоро будут внуки, вот и нянчитесь с ними в свое удовольствие. Ведь вы не представляете, какую обузу хотите взвалить на себя! Эти детдомовки — все психологически ущербные. У них куча комплексов. Я уж не говорю о физическом здоровье. Восемьдесят процентов больны, в том числе и венерическими заболеваниями. Да, да! Чему удивляться? Вот вы на Зинаиду Егоровну жалуетесь, но, честно скажу, на ее месте я бы не хотела оказаться.
Эту «лекцию» Любе читала холеная Дама, возглавляющая опекунский совет. Она демонстрировала идеальный маникюр на белых пальцах, то и дело поправляя ими прическу, перебирая бумаги на столе или просто постукивая по клавиатуре компьютера. Они были одного возраста, но дама; обремененная властью и привыкшая в любом посетителе видеть просителя, разговаривала с Любой как наставница и многоопытная матрона. И в самом деле, возиться с «детдомовками», наделенными «кучей комплексов», эта барынька не стала бы ни за какие коврижки.
— Значит, вы считает эту ситуацию нормальной? — спросила Люба, уже понимая, что пришла не по адресу.
— Нет, я этого не говорю. Разумеется, мы побеседуем с директором…
— И все-таки я хочу забрать девочку в Москву.
— Это не в нашей компетенции. Решают более высокие инстанции.
— У меня бывшая однокурсница как раз в такой инстанции работает. Я обращусь к ней.
— Пожалуйста. Это ваше право. Кстати, где ваша знакомая работает?
— В министерстве просвещения.
— Это смотря какую должность она занимает…
— Замминистра.
— О! Тогда, конечно…
С холеной дамой произошла моментальная метаморфоза. Высокомерная усмешка превратилась в умильную улыбку, а назидательный тон — в доверительно-сладкий.
— Любовь Антоновна, мы со своей стороны сделаем все от нас зависящее. Конечно, это безобразие. Давно пора навести порядок в этом рассаднике…
Люба встала и, сухо попрощавшись, вышла.
Она возвращалась к себе, специально свернув с главной улицы в боковую, где царил почти деревенский уклад: одноэтажные деревянные дома с палисадниками, тишина и воздух, напоенный ароматом антоновки. Вспомнив, как изменилось лицо чиновницы из администрации, она улыбнулась. Никакого замминистра у нее в знакомых не водилось. Но надо же было как-то осадить эту гусыню. Хотя, если обзвонить всех своих «девчонок» с курса, то, пожалуй, и найдется среди них птица высокого полета. Давненько она не общалась со своими однокурсницами. Сначала времени не хватало, потом депрессия одолела… Нет, надо обязательно созвониться и встретиться. И не только потому, что ей от них что-то надо. Просто очень хочется увидеть родные лица, окунуться на мгновение в беззаботную молодость, вспомнить вместе с ними тех наивных, уверенных в прекрасном будущем и оттого бесконечно счастливых дурех.
«Милые мои мечтательницы! — думала Люба, чувствуя в груди нежную грусть. — Как сложились ваши судьбы? Знаю, что Валя Калинкина работает директором школы. У нее уже внуки. Вера Сердюк где-то на северах с мужем-нефтяником. У Лиды Вепревой умер сын, совсем кроха. Маргарита серьезно болела. А про остальных ничего не известно. Позвоню Ритке, как только вернусь домой».