— Может, фиалковые?
— Вот! Точно, фиалковые! Мужчины влюблялись в нее постоянно. После войны ее ровесников мало осталось. Но на ее долю все равно нашелся бы кто-нибудь. Да только отшила всех. У нее в сорок третьем жениха убили. Но в похоронке написали: «Без вести пропал». Вот она и ждала его всю жизнь, пока не состарилась. Сватались сколько раз к ней. Бесполезно. Хотя, помню, приезжал к ней один из Москвы. Они, говорят, еще с детства были знакомы. Жену с ребенком оставил ради нее. Пожили они какое-то время. Но умер он быстро. От ран умер. Вот как война по ней прошла. Да и не только по ней.
Надежда Романовна тяжело вздохнула и пошла искать своих девочек, упорхнувших сразу, как только внимание учительницы ослабло.
Любу окликнула Зоя Михайловна. Оказалось, не рассчитали с поминальными платками — народу пришло неожиданно много. До начала церемонии оставалось около часа, и Люба согласилась сходить в ближайший галантерейный магазин.
Недалеко от ворот она заметила Аню с двумя подружками.
— Аня! — позвала Люба.
Девочка подбежала к ней.
— Пойдем со мной. Надо купить поминальные платки. Где здесь поблизости галантерея?
— Вон на той улице. Отсюда минут десять будет.
Аня машинально взяла Любу под руку, но вдруг ойкнула, убрала руку, смутилась. Люба согнула свою руку в локте, непринужденно сказала:
— Держись за меня, Анюта. Так удобнее и быстрее будет идти.
Над могилой Серафимы Григорьевны ветер раскачивал печальные ветви высокой березы. Он срывал желтые листья, и они летели в прозрачном воздухе, словно последний салют прекрасной женщине.
— Смотри, у березы одна большая ветка прямо над могилкой, — прошептала Люба на ухо Ане. — Легко место запомнить.
После поминок Надежда Романовна пригласила Любу с Аней к себе.
— Я в своем доме живу. Его мой отец построил после войны, а муж перестраивал дважды. Умер десять лет назад, оставил меня одну. А дочь в Москве училась, да так и осталась там — замуж вышла. Живут вроде хорошо. Вот я одна на старости лет и веду хозяйство.
Они свернули к деревянному, обшитому досками дому, выкрашенному в зеленый цвет. Белые резные наличники и сверкающие чистотой окна делали дом нарядным и приветливым. В палисаднике перед домом зеленела неувядающая сирень, отцветали последние флоксы и настурция, чуть наособицу красовались пышные георгины.
— Как хорошо у вас! — невольно вырвалось у Любы.
— Стараюсь поддерживать порядок, — не без гордости согласилась хозяйка. — Как при муже было. Он у меня хаос не любил.
Двор небольшой, но опрятный, солнечный, зарос невысокой гусиной травкой, по которой разгуливали три курицы и очень важный красавец-петух, рыжий, с зеленым хвостом. Аня подошла к качелям, подвешенным за перекладину небольшого навеса.
— Покачайся, Анюта, — предложила Надежда Романовна, поворачивая ключ в замке и открывая дверь, а Любе пояснила: — Это для внуков зять делал, давно уж. Так и висят. А я не убираю. Ребята из интерната иногда приходят, качаются. К сожалению, сейчас другие забавы в ходу. Недетские.
Надежда Романовна вздохнула и жестом пригласила Любу в дом.
Хозяйка хлопотала в кухне, готовила угощение, а Люба сидела в «зале», по выражению Надежды Романовны, и оглядывала ее убранство. Бросалось в глаза множество комнатных растений и салфеток, ажурных, разноцветных, разложенных повсюду: на диване, столе, тумбочке, телевизоре. В этом не было безвкусицы и перебора. Каждая вещь была к месту, казалось, убери ее, и станет пусто. «Это и есть стиль, — подумала Люба и тут же одернула себя. — Опять я со своими оценками! Просто мне хорошо здесь и все».
Они сели за стол, накрытый белой скатертью с вышитыми по углам гроздьями винограда.
— Сама вышивала, — мимоходом похвалилась проворная хозяйка. — И салфетки плела тоже сама. По вечерам делать нечего — сижу, выдумываю. Я и девчонок своих к рукоделию приучила. Но толк вышел из одной Анюты.
Стол, словно цветочная клумба, пестрел яркими красками. Варенье в хрустальных вазочках: вишневое, клубничное, крыжовенное, облепиховое, смородиновое — само просилось в рот. Любе особенно понравилось малиновое, сваренное таким образом, что крупные ягоды целиком плавали в сиропе, будто свежие.
— Когда вы все успеваете? И вязать, и варенье варить.
— Вяжу обычно зимой. А варенье между делом получается. Да разве это работа? Так… Отдых для души. Вот огород отнимает силы, да и школа… Собралась уходить, устала. И не то чтобы устала. Как вам сказать? Вы тоже преподаете, знаете нашу «кухню». Скажите, как у вас с дисциплиной? Я имею в виду нравственную сторону.