Перед тем как идти в милицию, Люба решила навестить Таисию Игнатьевну. На похоронах у нее был очень болезненный вид, и это беспокоило Любу. Ей открыла Фрося и с ходу запричитала:
— Ойешеньки, Любовь Антоновна! Мы как узнали про пожар, так все и попадали. Да как же так? Отчего такое могло произойти-то?
— А кто вам об этом сказал?
— Так из милиции приходили, вас искали. А Зоя Михайловна-то и вспомнила, что давеча вас видели с учительницей из детского интерната.
— Скажите, а как Таисия Игнатьевна? Здорова?
— Плохонько ей. Медсестра укол седни ставила. А Нинель-то, как назло, отпуск взяла.
— Отпуск?
— Ну да. Со вчерашнего дня.
— Ладно, пойду к Таисии Игнатьевне.
Старушка очень обрадовалась Любе. Она лежала в постели, бледная, слабая. На Любин вопрос о самочувствии тихо ответила:
— Ничего. Уже отпустило. Это я после похорон. Мне не надо было ехать на кладбище. Здесь простилась — и хватит. Куда уж мне в такую-то даль, да столько на ногах стоять.
— Может, каких-нибудь лекарств не хватает, так я куплю?
— Нет, не надо. Мне Галя уже ставит какое-то. Помогает, и ладно. Здоровее уже не буду. Зачем деньги зря переводить?
— Ну, вы скажете! Лекарства для того и существуют, чтобы здоровье поддерживать. В любом возрасте.
— Спасибо, моя хорошая. Ты лучше о себе расскажи. Когда к мужу-то собираешься? Что ты тут застряла? Он, может, дома-то быстрее тебя вспомнит.
— Скоро, скоро. Я ведь из-за Ани задержалась.
— Что, твердо решила забрать ее?
— Тверже не бывает.
— Ну-ну. Как все же люди рознятся. Одни родную мать при жизни забывают, а другие чужое дитя как родное принимают.
У нее затряслись губы, глаза наполнились слезами. Люба слегка сжала ее руку, лежащую поверх одеяла.
— Любовь Антоновна! Дорогая! Как вы нас напугали! — долго восклицала Зоя Михайловна, когда Люба зашла к ней в кабинет. — Мы уж и не знали, что думать. Ведь вас Бог хранил, отвел от вас верную смерть!
— Да, если бы не Надежда Романовна, я бы тут сегодня не сидела.
— А я, главное, ничего понять не могу. Оперативник меня спрашивает, мол, была на похоронах такая-то? Я говорю: «Да». А он: «И где она сейчас?» Я говорю: «Не знаю». Короче, кое-как, окольными путями выяснили, где вы.
— Я в гостинице обмолвилась дежурной, что иду на похороны. Видимо, она и вывела милицию на вас.
— Любовь Антоновна, а сами-то вы что думаете по этому поводу?
— Думаю разное, Зоя Михайловна, и пришла к вам в том числе и по этому вопросу. Мне кажется, что ниточка с этого пожара сюда ведет.
— ?
— А что, Нинель Эдуардовна заранее планировала отпуск или внезапно его попросила?
— А какая тут связь?
— Прямая.
— Вообще-то отпуск у нее в октябре, но позавчера она позвонила мне домой и сказала, что у нее есть возможность по горящей путевке в санаторий поехать, за треть цены. Мол, болезни обострились, устала. Ну, я в принципе не возражала. А что? Какое отношение она имеет…
— Зоя Михайловна, позавчера у меня с Нинелью Эдуардовной состоялся очень острый разговор. Надо сказать, что вначале на эту тему я хотела поговорить с вами, но вы уже ушли домой. И тогда я постучалась в кабинет врача.
— Да? И что это за тема? — голос Зои Михайловны понизился, а лицо посуровело.
— Это касается приватизированных квартир обитателей вашего интерната.
Зоя Михайловна резко встала, нервно пошарила в кармане пиджака, вынула оттуда сигареты и закурила. Люба молча наблюдала за ней.
После довольно длительной паузы Зоя Михайловна заговорила:
— Я знала: рано или поздно это выплывет наружу. Я намекала нашему директору, но он пригрозил, что уволит меня. А куда я, спрашивается, пойду? У нас город маленький, работы никакой нет. Не в торговлю же мне идти. Да и туда молоденьких берут. Любовь Антоновна, у меня дочь! Я воспитываю ее одна. С мужем давно разошлись. Вы понимаете? Сейчас, чтобы выучить ребенка, нужны деньги. Нет, вы не подумайте! Этих денег я не брала! К махинациям директора и Нинели я абсолютно не причастна! Честное слово! Поверьте! Но я догадывалась. И молчала… Причину я вам объяснила.