— Риточка, ты прости меня, что не появлялась три года. Я…
— Да я все понимаю. Когда Виктор ушел к другой, я думала, конец света наступил. Не хотела никого видеть. Я тогда еще могла передвигаться, но на улицу боялась выходить. Мне казалось, что там каждый на меня пальцем показывает, мол, смотрите, ее муж бросил, к молодой ушел, видать, изъян в ней какой-то или просто устарела.
Рита помолчала и продолжила уже спокойно:
— Я только недавно вдруг осознала, что любви-то и не было. Такой, например, как у вас с Игорем. Был праздник, фейерверк, карнавал — все что угодно, но не любовь. Пока были здоровье, красота, удача, нам казалось, что это и есть счастье. Но случилась беда — и фейерверк погас. Остался пшик, дым, мираж. Самое обидное, что и я тоже не любила. Я принимала за любовь сексуальные утехи, любование красивой внешностью и даже ревность. Он ведь сразу закобелился, с первых месяцев нашей гарнизонной жизни. Еще бы! Такой красавчик! Все бабы как с цепи сорвались. Одна перед другой выделывались — кто быстрее в постель с ним заскочит. А что мне оставалось, Люба? Сидеть клушей и кудахтать? И я завела любовника, да не ахти какого, а самого полковника, командира части. И понеслось. Но видимость семьи блюли. И праздники отмечали, и в отпуск ездили, и мебель покупали. Но пустоту в душе все время ощущала. Я объясняла ее нехваткой времени на отдых, развлечения. Думала, что не будь изматывающей работы, постоянных болезней Павлика, бесконечных дежурств и командировок мужа, то жизнь наша была бы полней, интересней. Мы бы ходили по театрам и концертам, устраивали бы приемы для друзей и богемы… Глупая! Разве театры и приемы заменят отсутствие главного — простого любящего взгляда, от которого поет душа. Мне иногда снится Панино, где мы в первый раз картошку убирали. Помнишь? Среди моих многочисленных поклонников был Коля Захаров…
— Такой невысокий, застенчивый? Мы еще смеялись над ним. Как завороженный смотрел на тебя, ложку мимо рта проносил за обедом, — улыбнулась Люба.
— До сих пор вижу взгляд его синих глаз. Он ведь в любви мне тогда признался. А я посмеялась…
В дверь заглянула Ритина мать:
— Ритуля, тебе лекарство пора принимать. Я сейчас принесу.
Люба собралась уходить. Пообещав Рите показать свою Анюту, она распрощалась.
Валя и в самом деле очень помогла. Обзвонив с десяток высокопоставленных чиновников, она вышла на тех людей, от которых непосредственно зависело Любино дело. Люба лишь по горячим следам мчалась в эти кабинеты и подписывала необходимые документы. Через неделю все было готово — оставалось поехать и забрать Аню. А тут еще позвонили из Сергино: ее вызывали на очную ставку с гражданкой Норкиной Нинелью Эдуардовной. «Вот и совмещу приятное с полезным», — усмехнулась Люба и тяжело вздохнула: ей предстояли объяснения с завучем по поводу перестановки расписания. Кроме того, мать ничего не знает о пожаре и покушении. «Предположим, — рассуждала Люба, — сейчас я выкручусь, ведь в Сергино я еду за Аней. А что будет потом, когда придет повестка в суд? Может, нужно рассказать маме, но самое страшное скрыть? Ладно, что-нибудь придумаю». А в сердце уже вползал холодок. Одно выражение «очная ставка» чего стоит! Да еще с этой жабой. Брр! Но ничего не поделаешь. Сама заварила эту кашу. Надо идти до конца. Утешением была мысль: «Эта гадина отравила последние часы жизни Серафимы Григорьевны и ускорила ее уход, — пусть же наступит возмездие».
Люба позвонила Владиславу и попросила отвезти ее в Сергино:
— Послезавтра утром. Сможешь?
— Смогу. Ты по какому-то делу?
— По дороге все расскажу.
— А на той неделе нельзя?
— Нет. Мне назначили на одиннадцать часов.
— Кто назначил? Ничего не пойму.
— Потом объясню. Как папа?
— Нормально. Но, по-моему, скучает. О чем-то все время думает.
У Любы кольнуло сердце. За эту сумасшедшую неделю гонки по кабинетам, которую приходилось еще совмещать и с уроками, она позвонила им всего дважды, да и то разговаривала только с Владиславом, а Игорю передавала привет. Неожиданно у нее вырвалось:
— Я сейчас приеду к вам, Ты когда будешь дома?
— Не скоро. Мы с Женей собрались в кино.
— С Женей? — обрадовалась за сына Люба. — Как она поживает?
— Прекрасно. Работает топ-менеджером в нефтяной компании.
— O! Молодец!
— Она говорит, что я дал ей возможность спокойно сделать карьеру. Иначе из нее получилась бы только хорошая жена.
— Не знаю, может, для тебя это был бы наилучший вариант…
— Ладно, мам, не будем развивать тему. До вечера!
— Хорошо, мы тебя подождем, — сказала и удивилась: как естественно она произнесла «мы». — Я пока ужин приготовлю. Продукты-то есть какие-нибудь?