Боже мой, из какой цепкой паутины противоречий, хрупкого стекла каприза, тонкой, рвущейся ткани настроения — из каких ненадежных и непредсказуемых субстанций состоит женская сущность! Кто может поручиться за ее удовлетворенность следующей минутой жизни? Где тот гарант, который с полной уверенностью скажет: «Эта женщина счастлива»? Покажите его!
Люба вдруг засобиралась домой. Ей во что бы то ни стало нужно уйти до прихода Владислава. Игорь потерянно топтался в коридоре, пока она, стараясь не смотреть на него, надевала куртку и туфли.
— Я позвоню, — коротко бросила она, не позволив ему даже поцелуя в щеку. — До свиданья.
Это было побегом. Но от кого? Скорее, от самой себя.
Через минуту, уже на улице, она пожалела, что была такой дикаркой. Как больно вспоминать его прощальный, по-собачьи преданный и оттого жалкий взгляд! Раньше он так не смотрел. Даже когда признавал себя виноватым, он нападал, защищаясь всеми правдами и неправдами. А сейчас взгляд беззащитный, раненый. «Дважды дура»! — в который раз она ругала себя за неумение жить, за необдуманность поступков, за все свое сумбурное, отданное во власть самоедства и романтических порывов существование.
Этой ночью она не могла уснуть — думала-гадала, как теперь быть, кто они сейчас друг другу: любовники, вновь муж и жена или случайные партнеры. Может, то, что произошло, еще ничего не значит? Во всяком случае, для него. Объяснить его сумасшедший порыв проще простого. У него давно не было женщины, а она вела себя вызывающе. Люба, как всегда, не щадила себя, приписывая себе несуществующие пороки и раздувая до невероятных размеров маленькие женские слабости. Одно было бесспорным и ясным как день — ее любовь. Она любила его еще сильнее, чем в молодости, наверное, еще и оттого, что к необъяснимому никем и ни в какие времена чувству любви добавилось чувство жалости, неизбывное и древнее, как мир, которое в большинстве случаев делает женщину женщиной — спасительницей, берегиней, милосердным ангелом.
— Начало октября, а теплынь почти летняя, — радовался Владислав хорошей погоде, на своем джипе он ехал с матерью в Сергино.
— И в самом деле, необычная осень, — согласилась Люба, думая о своем.
— Может, расскажешь, в чем там дело? Куда тебя вызывают к одиннадцати ноль-ноль?
— Следователь — на очную ставку с бывшим врачом дома для престарелых.
— На очную ставку? — присвистнул Владислав. — Это что-то новенькое. Наше семейство просто обложили следователи и преступные элементы. Не пойму, какое отношение ты имеешь…
— Самое прямое, Владик. Тебе лучше остановить машину, тогда я все по порядку расскажу. А то мало ли…
Владислав, недоуменно хмыкнув, остановился на обочине. Они вышли из машины и побрели к березовой рощице, что сиротливо прижалась к большому полю. Солнце ослепительно сверкало на розовато-белых стволах и голых ветках берез, скинувших почти всю листву и притаившихся теперь в ожидании первых холодов.
Люба, не вдаваясь в подробности, изложила сыну суть уголовного дела, по которому проходила как свидетель и потерпевшая. Он поначалу иронически посмеивался, но, услышав про бутылки с зажигательной смесью и пожар, замолчал, нахмурился. На его побелевшем лице заиграли желваки.
— Суки! Да я их раздавлю! Я…
— Владик, успокойся. С ними разберется суд.
— Суд? Что он может? Эти твари наверняка уже нашли себе дорогих адвокатов, вот увидишь! И судью тоже купят. Денег у них достаточно, если промышляли квартирами несколько лет. Выкрутятся.
— Если придать широкой огласке это дело, то не выкрутятся. Ты привлеки своих друзей-журналистов. Пусть напишут пару статей.
— Я это так не оставлю. Нет, тут статьями не обойтись. Надо в областную прокуратуру искать пути.
— Ну что мы с тобой раньше времени икру мечем? Сейчас приедем, поговорим со следователем и уже будем иметь представление об этом деле. А там посмотрим…
Они вернулись к машине и снова отправились в путь. Владислав долго молчал, видимо, никак не мог переварить сногсшибательную новость.
— Владик, — как можно мягче начала Люба. — У меня ведь еще одна сенсационная новость.
— Ну, мать, с тобой не соскучишься. Выкладывай свою сенсацию!
— В Сергино есть детский дом, и я…
— Это ты про Аню, что ли?
— А ты… откуда… кхм… — Люба от неожиданности поперхнулась, закашлялась.
— Бабуля под большим секретом слила информацию, — рассмеялся Владислав.
— Ох уж эта бабуля! Скоро этот секрет будет известен всей Москве.