Зинаида Егоровна встретила их с натянутой улыбкой, но вежливо. Присутствие Владислава помешало ей отыграться за прошлую обиду. Люба передала ей все необходимые документы и сказала, что вернется за Аней через пару часов.
К следователю она вошла ровно в одиннадцать. Он в общих чертах познакомил ее с ходом расследования уголовного дела, к которому было привлечено уже семь человек. Среди них были врач Норкина, директор Ощепков и племянник Ощепкова, бывший зэк Грошин, который как раз и бросил в номер гостиницы бутылки.
— Когда оперативники делали обыск в гараже Ощепкова, наткнулись на пустые бутылки из-под шампанского. Провели экспертизу, которая показала, что эти бутылки из одной партии с теми, что найдены на месте преступления. А потом и продавец магазина вспомнила, что Ощепковы брали два ящика шампанского на свадьбу дочери. Под неопровержимыми фактами он сломался, начал давать показания. А вот Норкина — крепкий орешек. Она все отрицает.
Любу вдруг осенило.
— Вы знаете, я случайно слышала, как Норкина угрожала какому-то старику, мол, отправит его в глухое место, в какой-то Васюнинский приют…
— Да-да, есть такой, но он для душевнобольных.
— А вдруг там уже есть какая-нибудь жертва Норкиной? Из тех, кто не поддался на ее уговоры отдать квартиру.
— Вполне может быть. И даже те, кто поддался. Диагноз — «старческий маразм», и концы в воду, то бишь в Васюнинский приют. Прекрасно, что вы это вспомнили. Я сегодня же проверю эту версию. А что за старик, которому она угрожала?
— Я его не видела, к сожалению, — соврала Люба. Ей не хотелось беспокоить Всеволода Петровича. К тому же, квартиру у него оттяпали другие.
На очной ставке Нинель Эдуардовна вела себя вызывающе. Презрительно кривя губы и окатывая Любу ледяными взглядами, она отрицала сам факт их разговора в своем кабинете. Было ясно, что голыми руками эту жабу не взять — слишком уж она была скользкой.
Когда ее увели, Люба облегченно вздохнула. Следователь, усмехнувшись, встал и открыл форточку:
— Ее парфюмерия долго не выветривается. Мне даже жена выговорила, мол, с кем ты там якшаешься — у тебя костюм насквозь пропитался духами.
— Если она все отрицает, то на каком основании ее арестовали? — спросила Люба, явно не горя желанием обсуждать «парфюмерию» Нинель.
— Ее задержали на основании показаний Ощепкова. Он раскололся и потащил за собой остальных. Норкина, по его словам, имела тридцать процентов от доходов, — он снова сел за стол. — Но мне нужны прямые улики и надежные свидетели. Почти все старики, у которых они отняли квартиры, поумирали. Двое, правда, живы, но они в тяжелом состоянии.
— Неужели в вашем городе столько одиноких стариков?
— Нет, конечно. В интернате — народ из разных мест: других городов, поселков, деревень. Кстати, Ощепков и компания не гнушались и деревенскими домами.
— Это значит, что им помогали представители власти?
— Естественно. У них были «свои» чиновники и «свой» нотариус. Хорошо отлаженный механизм отъема квартир. Со всеми фигурантами вы можете познакомиться на суде. Я думаю, к январю материалы следствия будут переданы в суд. А дело о покушении, скорее всего, выделят в особое производство.
Перед тем как возвращаться в Москву, решили втроем пообедать в местном ресторане. Аня поначалу сильно стеснялась, но остроумные шутки Владислава и ласковый тон Любы успокоили ее. Девочка смеялась над тем, как Владислав удачно изображал из себя неотесанного и сильно близорукого посетителя. Он читал меню и при этом специально коверкал названия блюд, придумывая новые — необычные и смешные. Например, вместо салата «Вешний», он читал: «Салат «Бешеный» — и тут же поправлялся, называя его «Зловещим». Закуска «Изящная» у него стала «Замазкой из ящика», коктейль «Кленовый нектар» — «Клёвым гектаром» и так далее. Аня заливалась колокольчиком, а Люба шикала на сына, вошедшего во вкус и не замечающего косых взглядов посетителей ресторана, правда, весьма малочисленных в это время суток. Но в душе у нее, что называется, цвела сирень и пели птицы. Такую эйфорию она испытала всего дважды — в дни их с Игорем свадьбы и рождения сына. Договорились, что Аня будет называть ее Любовь Антоновной, а Владислава — Владом или Владиком.
— В Москве у нас есть бабушка, моя мама. Скоро ты с ней познакомишься. А завтра мы пойдем в школу, — стараясь сдерживать счастливое возбуждение, говорила Люба, когда они уже ехали в машине.
Притихшая Аня с жадным любопытством смотрела на мелькавшие за окном деревушки, поля и перелески, а на Любины слова лишь кивала, очевидно не совсем вникая в их смысл. Чересчур много впечатлений пришлось на один день! А впереди еще Москва.