Передача восьмая
«Раз-два, коли чечена!»– командовал русский офицер на плацу, обучая своих солдат, за год до войны. Рассказывал, кто сам видел. Рассказчик удивлялся: «Москва учит солдат, как колоть чеченцев, а те считают, что она никогда не пойдет на них с войной– мировая общественность не позволит!»
Некий штабс-капитан Жилинский называл прошлую кавказскую войну «золотым временем». Наверное, так же думают сегодня и многие наследники его славы, мародерствующие в Грозном. Участник той же войны князь Чавчавадзе описал такую историю. На праздник Пасхи были повешены 200 чеченцев. Чеченцы в отместку захватили русских, в том числе и самого Чавчавадзе. Нет, чеченцы их не повесили-пристыдив, отпустили! Чавчавадзе воскликнул: «Лучше бы мой род не появился на свет!» и подал в отставку. Брали в плен чеченцы и Багратиона, тогда еще молодого поручика. Он был ранен. Чеченцы отнесли его в русский стан, не сняв с него даже дорогую саблю. Так они отдали ему должное за то, что храбро сражался против них.
С Томом мы почти неразлучны. Забодал меня совсем, не дает ничем заниматься. Увяжется, то под ноги лезет, то сзади налетит, свалит – здоровый стал, со всеми дерется. Боюсь, что его сглазят. Он уже начал пить воду, есть вареную пшеницу, сено суданки. Жует все. А стоит ему услышать гул машины, бежит, задрав хвост и прижав уши, с улицы во двор.
Приехал Рамазан, племянник Салавди. Он находился все это время в Толстой-юрте. Там прошел слух, что Дудаев взял Грозный и движется дальше. Куда дальше, слух не уточняет. Несколько дней назад в Толстой-юрте затеяли между собой войну армия и спецназ, убито было 240 человек.
Что представляет собою чеченское сопротивление? В разных местах вооруженные молодые люди непрерывно нападают на блокпосты и на отдельные подразделения российской армии. Ожиданием этих вылазок живут российские солдаты и их командиры. В ответ на вылазку нескольких человек открывает огонь чуть ли не вся армия. Генералы говорят: «Наши вооруженные силы ведут крупные боевые действия с бандформированиями.» Так будет до тех пор пока армия не уйдет. Как либо иначе покончить с этими формированиями невозможно, поскольку всегда найдется несколько парней, которые налетят на блокпост или военную колонну.
Весь день бродил по разрушенному городу. Кажется все уцелевшее население взялось за тележки, тачки, велосипеды и занимается мародерством – открыто утаскивают из разбитых квартир и домов чужое имущество. Размах этого явления потряс так, что разболелась голова. Пытался заглядывать в глаза этим людям. Выражение каждого лица говорит: знаю, что ты обо мне думаешь, но мне все равно. Много пожилых, старых, много и подростков, большинство составляют женщины.
По улице идти невозможно – завалена стволами повергнутых деревьев, столбами, проводами. По узкой проезжей части непрерывно движется бронетехника с солдатами. Несколько раз: смеясь, стреляли поверх меня. На площади «Березка» стояли выпившие солдаты и болтали. Один, лет тридцати, с усами, в камуфляже и с большим ножом на боку, говорил: «Покончим с этими – пойдем Ельцина и его сук пороть.» Показалось, что он офицер, хотя знаков различия они не носят. Среди людей в военном попадаются немолодые, даже с сединой. Сигареты курят только американские и пиво пьют только баночное – немецкое, голландское. У всех полно денег в крупных купюрах, платят не торгуясь. Партиями продают консервы. Ворованные вещи, в основном, меняют на водку, а если продают, то очень дешево, Новую норковую шубу солдат продал за 400 тысяч рублей.
Почти каждый встречный сокрушается, что большинство населения разложилось – очерствело, одичало. Получается, что человеческие качества сохранили только он, его близкие, ну и ты – его слушатель.
Во время русско-кавказской войны прошлого века бывало так, что проигравшийся в карты офицер брал солдат и совершал вылазку в ближайший аул, чтобы добыть средства для продолжения игры. Если не все возвращались обратно, жителей того аула называли дикарями. Был у армии тогда и другой бизнес-похищения людей для получения выкупа от родственников. Это было довольно развито. Торговали и трупами. Теперь все это возрождается. У чеченцев прибавилось хлопот в жизни: выкупать родственников, увезенных военными. За самого бедного берут пять миллионов, мертвый идет со скидкой.
Ночью шел мокрый снег, а сейчас мелкий дождь. Мы рады – вода все же. Жена бездумно тратит воду. Я молчу, но внутренне содрогаюсь, когда вижу, что она берет полное ведро и начинает полоскать в нем штанишки детей. Ясное дело, она не испытала безводья, как я. Денег у нас совсем нет.
Пришел Сайд-Эмин, сосед, живущий через дом. У него есть автомашина. Уговорил его проехаться по городу. Сперва поехали до «Березки», а потом и до центра. Караваны груженых чужим добром тележек, тачек движутся во всех направлениях. Поехали по улице Первомайской, там дом двоюродного брата Сайд-Эмина. Крыша дома снесена, потолки обвалились. В доме орудовали пожилые мужчина и женщина, видимо, муж и жена. Они уже погрузили на тележку газовую горелку, тумбочку, разбитую люстру, флягу. Чувствовали они себя не скованно. На возмущение Сайд-эмина спокойно ответили: «Люди берут и мы берем.» Я не стал укорять их словами Льва Толстого: «Один из самых больших соблазнов, ведущих в большим бедствиям, есть: все так делают».