Признаюсь, все это моя реконструкция той беседы. Дабы не привлекать к себе внимание столь интересных персонажей, я прохаживался по всему магазину. Рассматривал товар. Услышав про мистичность некоторых картин, сразу же нашел еще парочку таких же. Особенно в груде защемило, когда оказался возле небольшого натюрморт с бронзовым ключиком.
Стал беспокоиться, что двое мужчин переключат свое внимание на мою находку. Но гадание по монетке конкурентов оставила удачу в моих руках.
Так что вечером в номере я представлял жене свою покупку.
Ирина довольно улыбнулась. Затем, перевернула картину вверх ногами, стала рассматривать ее с разных углов. Вернула в нормальное состояние и осмотрела вблизи, буквально еще и внюхиваясь.
– Определенно, писалась с натуры, а не из дизайнерских представлений или с фотографии. – торжественно сообщила свои выводы жена. – Ну а о ценности ее как о предмете силы говорить не буду. Ты в таком деле ошибок не делаешь.
Приятная оценка.
– А отчего такую же не купил Петру, – неожиданно поинтересовалась Ира.
– Куплю попозже, обязательно. – засмущала таки меня жена.
Собственное время
После странного путешествия с Дмитрием, поездка в Вену подзарядила хорошими впечатлениями и боевым настроением.
Созвонился с Петром. Пригласил в гости. Очень интересна была для меня его реакция на новую информацию и на картину с зарядом от артефакта.
Встреча была недолгой. Да, картину он заметил. Признался, что какие-то вибрации в душе от нее усиливаются. Но тревоги от вероятной опасности немного.
Я вручил четки, эксчасть той, которую я приобрел при нем в Стамбуле. Рассказал о непонятной поездке с Дмитрием. Вообще, поделился всем новым.
Петр своей новой информации не выдавал. Приятно улыбался и кивал головой с пониманием. Судя по всему, первые эмоции Петра от услышанного не стоили того, чтобы ими делиться.
Выпив чай, Петр засобирался в аэропорт. Перед прощанием отметил, что ему кажется, что на эти разделенные четки стоит обратить побольше внимания.
Мда. Угадал он.
Ощутил это я не сразу. На случае третьем или, даже, на пятом.
Осознание, что во мне проснулось нечто новенькое пришло воскресным утром в детской. Старшенькая, пробегая мимо стола, случайно задела коробку с карандашами. Они живенько кувыркаясь, полетели на пол. Я был рядом. Без суеты, спокойно наклонился и одной рукой схватил все. По одному, на лету. Затем, аккуратно другой рукой взял летящую в сторону коробку.
Да, это были доли секунды. Ничего удивительного в том, что со мной, как и со многими произошло что-то, по типу растяжения времени. Ощущение, подобное такому, наверняка, было у каждого.
Но, у меня так было в последние дни все чаще. Буквально, стало естественным.
Притом, я не воспринимал короткое событие как застывшую картинку. В которой мое тело само, с чудесной реакцией, исполняло все необходимое. А я оставался, всего-то, любопытным наблюдателем.
Так вот, в тот момент, я понял, что теперь такие моменты стали все чаще. И, что необычно, я успевал и обдумать ситуацию, и сформировать какое-то новое намерение.
Первое время я с удовольствием забавлялся проявившейся способностью.
Без особого смысла. В основном баловался – ловил мух и ос на лету. Чем очень радовал своих деток.
Особенно, когда осы так опасно кружились возле их тарелок на пикниках. Не дав детям нормально успеть побояться безжалостных жал этих насекомых, и, чтобы не было визга и махания ручек, я легко отправлял в баночку всех вероятных врагов. Причем, старшая дочка, та, которая больше всего пищала при приближении крылатых носителей жал, строго контролировала, чтобы я не забыл выпустить на свободу насекомых перед отъездом. Добрая.
Возможно, если бы я был спортсменом, такая молниеносность и движений и принятия решений, сделала бы меня очень даже выдающимся. Но за сорок, плюс достаточно прибыльный бизнес, такие варианты вызывали только грустную усмешку.
Признаюсь, скорее всего, просто по характеру я был непубличным и интровертом.
Был рядом со мной один тип, кого мои новые возможности совсем не радовали. Это я про кота. Сиамец с традиционно нелюдимым, наглым характером.
Детей терпел. На руки не ходил. Всем видом подчеркивал свое презрение к окружающим. Изредка позволял себя погладить перед едой. Исключительно, когда ему это было удобно, стоя на табуретке.
Но, что меня возмущало, не признавал своей вины, даже когда на глазах у меня шкодничал. Притом, становился в боевую позицию и пытался когтями махнуть по мне. Подчеркивая, что в нашей семье именно он реальная доминанта.