Поэтому практически все другие версии строятся на тех или иных субъективных причинах в основе реформ Эхнатона. Впрочем, решающая роль именно субъективного фактора, на мой взгляд, тут достаточно очевидна…
Рис. 131. Нефертити – жена Эхнатона
Довольно часто можно встретить утверждение, что Эхнатон находился под сильным влиянием своего ближайшего окружения – прежде всего матери Тийи и жены Нефертити. Считается, что они принимали значительное участие в правительственных делах или, по меньшей мере, в общественных церемониях, поскольку Эхнатон постоянно появлялся публично вместе со своей матерью и женой (значительно превзойдя в этом отношении даже своего отца, проявлявшего туже тенденцию).
И хотя обычно в этих случаях никто не формулирует это в открытую, но в подтексте версии легко читается попытка списать действия Эхнатона на результат его подверженности влиянию со стороны матери и жены. И таким образом все сводится к тезису «глупых женщин», ничего не мыслящих в государственных вопросах.
«…в то время, когда Египет настоятельно нуждался в твердом искусном администраторе, юный царь находился в тесном единении с… двумя женщинами, быть может, и одаренными, но абсолютно неспособными показать новому фараону, в чем реально нуждалась его империя. Вместо того чтобы собрать армию… Аменхотеп IV углубился сердцем и душой в идеи того времени, и философствующая теология жрецов имела для него большее значение, чем все провинции Азии».
Даже не буду приводить здесь имени автора данной цитаты – его попытка подобным образом «оправдать» Эхнатона выглядит довольно жалкой. Да и сколько так ни «оправдывай» действия Эхнатона, это ничего не объясняет в его реформе, которая может казаться сколько угодно странной, но определенно не лишена своей довольно четкой логики и последовательности.
Не менее неуклюжей выглядит и попытка списать все на влияние со стороны Эйа, мужа кормилицы Эхнатона, который сначала был жрецом заурядного второстепенного бога, а впоследствии стал верховным жрецом храма «Дом Атона» – главного храма уже единственного бога Атона в новой столице Ахет-Атон. Когда позднее (после смерти Тутанхамона) Эйа сам стал фараоном, то, несмотря на инициирование им самим расширения храма Атона в Фивах, он вовсе не препятствовал возродившимся культам других богов. А в одной из оставленных после себя надписей Эйа вообще провозгласил: «Я уничтожил зло. Теперь каждый может молиться своему богу».
Так что важнейшая роль непосредственно самого Эхнатона в затеянных им радикальных реформах вряд ли оспорима.
Рис. 132. Эхнатон прославляет Атона
Немало исследователей поддерживает утверждение, что реформа будто бы была необходима для создания общей религии с целью более тесного сплочения обширной египетской державы, где в каждом городе почитался свой бог, нередко якобы являющийся враждебным по отношению к богу другого города. Такое «многобожие» будто бы мешало объединению египетского народа в единое целое.
И в рамках данного подхода представляется совсем не случайным тот факт, что идея мирового бога возникла именно в Египте и в то время, когда страна получала дань со всего известного в то время мира. Живя при фараонах, управлявших мировой империей, жрецы имели перед глазами в ощутимой форме идею мирового владычества и мировую концепцию, предварявшие идею мирового бога. В продолжение многих лет они имели перед собою организованную процветающую империю, и от созерцания управляемого фараоном мира жрецы якобы постепенно перешли к идее мирового бога…
Данная теория по умолчанию опирается на тезис о том, что монотеизм якобы является более «прогрессивной» и более «продвинутой» религией по сравнению с «многобожием». Этот выгодный для себя тезис на самом деле продвигают сами монотеистические религии, всячески стремящиеся поддерживать миф о своих «преимуществах» перед так называемым «язычеством». Между тем данный тезис весьма и весьма спорный, чему в истории можно найти немало подтверждений.
Скажем, мощное Персидское государство сохраняло свое монолитное единство на протяжении весьма длительного времени, и этому совершенно не мешало сочетание зороастризма (одной из форм монотеизма) с культом огнепоклонников и множеством разных других богов. Взлет и расцвет Римской империи неразрывно связан с «многобожием», а терпимость к «чужим» местным богам в значительной степени помогала римлянам поддерживать единство своего огромного государства. В то же время монотеистические реформы Эхнатона привели до того единую и весьма сплоченную страну в состояние на грани краха и распада, уход от которого сопровождался как раз отказом от монотеизма.