И тут те пять минут истекли, и с этого момента он был уже мертвец.
Он наклонился ко мне, открыл было рот, чтобы продолжать рассказ, и в это время в него выстрелили через открытое окно за моей спиной. Выстрел прогремел, как будто у меня в ухе.
Я увидел аккуратную круглую дырочку у него во лбу как раз в тот момент, когда ноги мои распрямились и отшвырнули меня в сторону, к стене. Раздался второй выстрел, и пуля прорыла дыру в ковре, а я отскочил в угол, параллельный окну.
Я выхватил из чехла свой пистолет и приготовился стрелять, и в этот момент голова Лоринга с отвратительным звуком ударилась о край стола, и Лоринг свалился на ковер, как мешок с цементом. Почти в это же мгновение я услышал, как тот тип скатился по пожарной лестнице и бросился в переулок позади дома. Я бросился к окну и успел услышать, как взревел мотор автомобиля, который со скрежетом снялся с места и исчез за углом, прежде чем я мог его увидеть.
Я извлек из стола электрический фонарь и обследовал пожарную лестницу, но никого и ничего на ней не обнаружил, потом закрыл и запер окно и опустил штору, и только тогда переключил свое внимание на Лоринга. Правда, он не нуждался ни в чьем внимании. Он лежал на ковре в небрежной позе, как будто обессилев после тяжелого рабочего дня. Я оставил его в покое и позвонил в полицию.
В этот день мне не везло. Вместо какого-нибудь приятного человечка, вроде капитана Сэмсона или лейтенанта Брауна, к телефону подошел Керриген. Лейтенант Джейсон Питер Керриген, лопоухий. Его голос в телефонной трубке звучал, как пронзительный скулеж, от которого меня передергивало, как от царапающего звука ногтей по оконному стеклу. Я быстро объяснил ему, в чем дело, повесил трубку, не дослушав его писка, и покрутил пальцем в ухе, которое подверглось этой пытке.
Потом я обыскал Лоринга.
В карманах был обычный набор: носовой платок, гребешок, бумажник, мелочь. Я сунул все обратно, за исключением бумажника, который я тщательно обследовал. Меня заинтересовали только две карточки, потому что обе имели отношение к искусству. Одна была от Масси, из хорошо известного художественного магазина на Гранд-стрит, в центральной части Лос-Анджелеса, где за наличные деньги продавались произведения живописи; на другой было напечатано: «С. А. Филлсон — Учитель живописи — Рисование с натуры», и адрес на Бродвее. Я присвоил обе карточки, хотя и незаконно, и сел за письменный стол поджидать Керригена.
В мою контору ведет только одна дверь — та, на которой по матовому стеклу написано: «Шелдон Скотт, следователь», — и Керриген вошел через нее с таким видом, будто входил сюда в первый раз.
На миг он остановился, широко расставив кривые ноги и злобно уставившись на распростертое на полу тело; потом он перевел злобный взгляд на меня. На его толстом лице блестели капельки пота, а между полными губами, как всегда, торчала потухшая сигара. Голос звучал так же, как по телефону, только еще громче.
— Так значит, кто-то застрелил его через окно, а? Вы сказали, что через окно, верно, Скотт?
Зная наперед, что последует, я устало сказал:
— Верно.
— Прямо через окно. И прямо через штору?
— Окно было открыто. Я закрыл его и опустил штору. Или я должен был оставить его открытым настежь, чтобы этот тип вернулся и попробовал еще раз?
— И вы надеетесь, что я это проглочу, Скотт?
Он меня не любил.
Я вобрал в себя воздух и медленно выпустил его сквозь зубы.
— Не заходите слишком далеко, Керри-Керриген. О’кэй, это я его убил. Уж очень скучная у меня была жизнь.
Его лицо начало краснеть, и чем дольше мы говорили, тем краснее оно становилось. Когда оно достигло того оттенка, при котором он уже готов был арестовать меня по подозрению в убийстве и засунуть в свою машину, я охладил его пыл. Чуть-чуть.
— Ведите себя по-взрослому, Керриген. — Я выхватил из чехла свой кольт 38 и, держа его за ствол, протянул его Керригену. — Я не стрелял из него уже много дней. Что ж я, по-вашему, сделал с пистолетом, из которого убил? Съел его? Спустил в канализацию? Этот человек пришел ко мне как клиент. Я видел его первый раз в жизни. Моя цель была — помочь ему, а не сбить его с ног. Кстати, тот, кто стрелял в него, стрелял и в меня.
Керриген понюхал ствол моего пистолета, что-то пробормотал себе под нос и на время заткнулся, пока мальчики из следственного отдела выполняли вокруг убитого свой обычный ритуал. Но когда лейтенант собрался уходить, мне пришлось идти вместе с ним.
Пробыв в полиции с полчаса, я отправился обратно, с напутствием быть в случае надобности под рукой.
Поскольку было уже далеко за шесть, пришлось выйти через дверь, выходящую на Мейн-стрит, а потом повернуть направо в сторону Первой улицы. Моя контора находится на Бродвее, между улицами Третьей и Четвертой, всего за пять кварталов от ратуши, так что я пошел пешком, спрашивая себя, какого черта.