Она затянулась своей сигаретой с пробковым кончиком и выпустила дым через нос.
— Какая еще деталь, мистер Частный-Сыщик?
— То, что Арлингтон-парк — в Чикаго, а Фейр Граундз — в Новом Орлеане.
Она глубоко вздохнула.
— Значит, вы все время меня ловили. Ну, да неважно. Я бы сама в конце концов все рассказала — вам или полиции. Особенно теперь, когда было время подумать. Вы наверно считаете, что я — ужасная?
— Почему же?
Она повернулась ко мне, и ее темные глаза вспыхнули.
— Потому что я жила с ним, вот почему. Потому что он не был мне братом и хотел жениться позже, не сразу, а я не хотела, чтобы все знали, что я живу с человеком, с которым не обвенчана, и потому, что… — Голос ее дрогнул, и она крепко закусила нижнюю губу.
— Не волнуйтесь так, — сказал я. — Меня совершенно не интересует ваша личная жизнь. Просто, немного странно, что вы пытаетесь обмануть всех, в том числе и полицию, после того, как он был убит.
— Поставьте себя на мое место, Шелл. Вдруг появляется полицейский — как гром среди ясного неба — и спрашивает, не я ли мисс Брукс; а когда я говорю ему, да, это я, он хочет знать, живет ли здесь мой брат, Джозеф Брукс. И я невольно говорю, да. И тогда он говорит, что случилось несчастье, и они узнали имя и адрес Джо из документов в его бумажнике, и я должна поехать опознать его, потому что он погиб. — Ее голос звучал все звонче и взволнованнее, и произнеся последнее слово, она уронила голову на колени и простонала: — Погиб, погиб, погиб. — Ее длинные, с рыжим отливом, волосы разметались и прикрыли ее колени.
— Ну, ну, полно, — глупо повторял я. — Может быть, дать вам чего-нибудь выпить или…
Она подняла голову и уставилась на меня влажными темными глазами.
— Да, — сказала она с силой, — да, я выпью.
Она встала и подошла к желто-красно-зеленому бамбуковому бару. Обернувшись, она спросила:
— А вы? Составите мне компанию?
— Спасибо. Не думаю. Для меня еще слишком рано.
— Для меня тоже. И я ненавижу пить одна. Выпейте чего-нибудь тоже, Шелл. Поддержите компанию.
Я сказал:
— Ну ладно. Хотя это против моих правил, но О’кэй. Назовем это завтраком. — Я подумал о своем почти пустом желудке. Может быть, один маленький глоток ему не повредит.
Она вернулась с двумя стаканами, наполненными до краев темно-янтарным напитком. Я спросил:
— Вы хоть немного разбавили его? Или он прямо из бутылки?
Она улыбнулась.
— Слабак. Наверно вы хотите задать мне еще массу вопросов.
— Не массу. Вы объяснили почти все причины, почему вы сказали, что Джо — ваш брат. Я вас не виню. И уж, конечно, не осуждаю. То есть, если только не вы его убили.
Она не ответила. Она резко повернула голову, чтобы посмотреть на меня, потом сжала губы и резко втянула носом воздух. Наконец она холодно сказала:
— Больше вы от меня ни глотка не получите, мистер Скотт.
— Мистер Скотт?
— Мистер Скотт.
Она отхлебнула из своего стакана и содрогнулась.
— Действительно, крепковат, да?
Я кивнул.
— Вы действительно считаете, что Джо убит? То есть, что его убили намеренно?
Я снова кивнул.
— Похоже, что да. Полиция тоже так считает.
— Почему?
— По нескольким причинам. Хотя бы потому, что в нем обнаружили такое количество ликера, при котором он не то чтобы не держался на ногах, а просто потерял бы сознание. Он никак не мог сам очутиться на Солано. Странно, правда?
— Действительно, странно, — согласилась она, нахмурившись.
Я выпил уже половину стакана, и теперь у меня в желудке становилось жарко, как в ватнике. Я спросил:
— Кто он был?
— Кто был кто?
— Джо. Его настоящее имя?
— О, конечно, — сказала она, — этого вы не могли узнать. Его имя было на самом деле Мэддерн. Джои Мэддерн. Может, он был и не бог весть какой, но для меня он был лучше всех. Впрочем, вы все равно о нем бы узнали: его разыскивали в Иллинойсе по делу о подделке чеков.
— Ничего себе, дружок.
Она опустила глаза, потом вскинула их и посмотрела на меня.
— Перестаньте, Шелл, слышите?
Я сказал:
— Простите. — Я действительно пожалел о своих словах. Ведь она не подала мне никакого повода обращаться с ней жестко.
— Поэтому он и предпочел называться «Джо Брукс», — добавила она. — «Джо Брукс» никому не был нужен. — Она осушила свой стакан. — Только мне одной.