Другие рыболовы, видя их тщетные усилия, поняли, что улов действительно выдался необычный. Несколько человек тоже поспешили на помощь от соседних «етов». Уже четыре или пять багров пронзили не желавшую расставаться с родной водной стихией необычайно огромной величины белугу. По весу она тянула пудов на сорок, не меньше. Казаки воочию в этом убедились, вытаскивая тяжелый улов на поверхность. Вот, наконец, показался из воды шиповидный хребет белуги. Рыбина яростно забила по воде громадным хвостом, подняв тучи брызг, окативших с ног до головы казаков. Но они не бросали добычу, осторожно, но неуклонно подводя ее к кромке льда. Последнее усилие – и вот уже сорокапудовая рыбина бешено бьется на льду, расшвыривая другую, уже подмерзшую на морозе рыбу, окрашивая вокруг снег и лед алой кровью, обильно струившейся из многочисленных ран.
– Ух ты, большая какая зараза! Живучая… – обливаясь потом, тяжело выдохнул Михаил Атаров, бросил багор и поспешно схватил валявшуюся на льду пешню.
Резкий взмах тяжелого оружия, удар по рыбьей остромордой голове, и белуга наконец затихла, распластавшись во всю свою длину на льду среди остальной, выловленной в реке рыбы.
Глава 11
Екатерина
Делегация Петра Красноштанова в Санкт-Петербурге сумела передать челобитную императрице Екатерине. Хитрая немка, незаконно занявшая престол своего мужа Петра Федоровича Третьего, любимого, к слову сказать, народом, решила не омрачать первые годы своего царствования репрессиями против простого люда. Наоборот, она стремилась снискать в российском народе любовь и уважение. И вот, как по заказу, представился удобный случай!
Она разбиралась с бумагами яицких казаков в своих альковах, полуодетая, перед сном. Помогал и консультировал ее так же небрежно одетый неотразимый красавец, бывший блистательный гвардейский офицер – артиллерийский поручик и личный адъютант генерал-фельдцейхмейстера графа Петра Шувалова, – ее тайный любовник Григорий Орлов.
– Ты погляди, как много написано, Гришенька, – удивленно говорила Екатерина, вертя перед глазами исписанные корявым, мальчишеским почерком листы. – А подписей-то сколько… Сосчитай, Гриша, радость моя!
– И охота тебе этим заниматься, Фике? – недоуменно пожал плечами Орлов, но все же принял у императрицы листы и начал считать.
– А Яик – это где, Гришенька? – спросила любовника плохо знавшая географию своего государства Екатерина.
– Река Яик проистекает на востоке вашей империи, ваше императорское величество, – гримасничая, начал просвещать несведущую правительницу Григорий Орлов. – Начинается она, кажется, в горах Урала, а впадает в Каспийское море, кое в старину наши предки, русичи, прозывали морем Хвалынским.
– Ты считай, считай, Гришенька, – проговорила, зевая во весь рот, императрица. – И рассказывай, рассказывай… Весьма занимательно сие. Я слушаю.
– Что я, Юлий Цезарь, что ли? – пошутил Орлов, но счет не прервал и продолжил рассказывать об Яике. – Казаки издавна поселились на этой реке и несут верную службу по охране наших юго-восточных границ от нашествия орд киргиз-кайсаков, хивинцев, бухарцев и прочих диких инородцев…
– Так сие весьма полезное предприятие, – благосклонно кивнула головой Екатерина. – И что же они хотят, эти яицкие казаки?.. Какие у вас, русских, сиречь странные и неудобопроизносимые названия. Что сие значит: яицкие казаки? Почему яицкие?
– А я про то, дорогая моя Фике, и сам, положа руку на сердце, не ведаю, – честно признался Григорий Орлов. – Нужно бы о том знающих людей порасспросить из Академии наук, того же Михайлу Ломоносова… А хотят они, матушка государыня, сместить с должностей своего войскового атамана да проворовавшихся старшин, кои казачье жалованье, от казны регулярно, каждый год им присылаемое, зажуливали. Тако же и атаман Мартемьян Бородин делал.
А еще сей прохвост казачьи рыбные промыслы на откуп частным лицам сдавал, а паев простым казакам из откупных денег ни копейки не выплачивал. Да сверх того беглых крепостных мужиков у себя по хуторам укрывал, да инородцев всяких, да дезертиров из твоего славного войска, матушка. И не просто приют им давал, паспортов не спрашивая, а превращал в своих рабов и заставлял работать на себя день и ночь. И объявил себя яицким помещиком, захватив в степи государственные земли. А всех недовольных в Яицком городке приказывал жестоко плетьми драть. Вот, как тут прописано: Чику Зарубина арапником исполосовал всего, чуть ли не до смерти прибил. И многих других тако же.