Он быстро вскочил на ноги, чтобы не затоптали чужие кони. Увернулся от просвистевшей над ухом башкирской сабли, поднырнул под брюхо вражеского коня, ударил его кинжалом. Затем, когда конь, перекувырнувшись, упал, навалился на выпавшего из седла мятежника. Тот тоже выхватил кривой турецкий кинжал и силился достать им Родиона. Сталь со скрежетом чиркнула по стали. Оружие их перекрестилось, яростные взгляды – тоже. С губ башкира, вместе с непонятными отрывистыми словами, слетала кровавая пена. Он пытался дотянуться до горла казака зубами и – перегрыз бы его, как волк! Столько было в нем первобытной, дикой, нечеловеческой злости и презрения к врагу.
Родион, поняв, что перед ним не человек в привычном понимании этого слова, а дикий лесной зверь, который желает только одного – убить его во что бы то ни стало и насладиться его кровью и муками, и сам превратился в нечто подобное. Два первобытных одичалых существа со звериным рычанием катались по земле и никак не могли одолеть один другого. Силы были примерно равны, и они быстро улетучивались. Враги то и дело скрещивали и скрещивали острые кинжалы, норовя перерезать друг другу глотки. Лезвия соскальзывали, вонзаясь неглубоко в тела, нанося несмертельные раны. Все левое плечо казака было уже в крови; текло, как с резаного кабана, и с башкира. Глаза его вылазили от напряжения из орбит. Он рычал по-звериному и сучил по земле ногами.
Когда уже совсем иссякли силы, Родион пошел на отчаянный шаг. Поняв, что еще немного, и башкир его одолеет, он с силой ударил его лбом в лицо. Затем еще и еще раз! У башкира хрустнула переносица, все лицо окрасилось кровью. Он закричал от боли и ослабил хватку. Этим тут же воспользовался казак: отведя в сторону руку башкира, сжимавшую нож, он что есть силы ударил кинжалом его в грудь. Башкир с силой дернулся, вскрикнул еще сильнее, в голос, и сразу затих. Тело его обмякло, и Родиону не стоило большого труда перерезать мятежнику горло. Он победил! Враг был повержен…
Глава 2
Детство
Малорослый крепыш лет четырнадцати Матюшка Бородин с Андрюхой Овчинниковым, соседским мальчуганом, забавлялись на речке Чаган, пуская по воде кораблики из щепок с воткнутыми в середку веточками-мачтами и швыряя в них комьями засохшей глины. Кораблики были с белыми и зелеными тряпицами на мачтах. Матюшка пускал кораблики с белыми тряпицами и старался потопить Андрюхины – с зелеными. Рядом пересмеивались, наблюдая за их забавой, Анфиса и Ульяна Кирпичниковы – двоюродные сестры.
Андрюха Овчинников бросал земляные комья лучше Матюшки, и кораблики с белыми тряпичными флажками то и дело переворачивались кверху днищами, накрытые меткими попаданиями. Матюшка, обозлившись, в конце концов, не сдержался и кинул глиной в самого Андрюху.
– Так не честно, ты, Андрюха, туркам подыгрываешь!
– Вот еще чего, – обиделся, счищая с рубашки грязное пятно, Андрюха. – Я ж не виноват, что ты, Мартемьян, мажешь все время. Хочешь, белые мои будут?
– А что, верно, – засмеялась, сидевшая на берегу на корточках, зажав между колен цветную юбку, Анфиса, Матюшкина сверстница. – Так будет по правде, потому что у Мартемьяна деда – сам вылитый турка. Черный, как грач, и лопочет не по-нашенски.
– Что ты сказала? – попер на нее, бросив игру, Матюшка. – Сама ты, Анфиска, таковская. Мой деда, как напьется пьяный, сказывает, что он в полон к туркам попал, и ежели б, грит, не дал добро вступить в ихнюю армию, то его бы янычары заживо на костре спалили, во как! А еще посля плакался и кричал, что в первой же баталии ушел он от басурман обратно к казакам, в Азов-город.
– А мой деда говорил, – подала голос Ульяна Кирпичникова, сидевшая на траве возле Анфиски и болтыхавшая босыми ногами в воде, – что пора приканчивать войну с башкирским королевичем Бек-Булатом Бекбулатовичем. Сцепились, говорит, как кобели уличные и грызутся неведомо за что.
– И вовсе не правду твой дедуся брешет, – перебив Ульяну, торопливо зачастил Андрей Овчинников. – А вот я точно знаю, почему воюют. Потому что башкирцы и татаровья некрещенные казаков убивают. Вон моего батьку тожеть убили. Я как вырасту большой и сильный, сам в казаки пойду.
– Тю, придумал, – засмеялась веселая Анфиска Кирпичникова, – та тогда и войны никакой не будет. С кем же ты воевать пойдешь?
– С кацапами, – упрямо стоял на своем Андрюха. – Взрослые говорят: в России москалей завсегда много, не переводятся, как тараканы. Вот с Россией и стану воевать, за казаков. Как Стенька Разин…
– Гля, гля, ребята, кто сюда идет! – вскрикнул вдруг Мартемьян Бородин, указывая рукой на ближайший к речке переулок.