- Захар. Что, вы знакомы с ним?
- Нет. Откуда мне его знать? Так просто спросил, вспомнил нашего Калашникова. И у нас такой же зажиточный Калашников. Нашего зовут Иннокентием.
- Гм, да, - пробормотал Игнат.
Он тоже теперь думал о другом - о доме: "Догадалась Марфуша баньку истопить или не догадалась?.. В самый раз бы теперь попариться..."
Думая каждый о своем, Мендигерей и Игнат шли молча. А конь все ускорял и ускорял шаг - порожние сани везти было легко, да и дорога под вечер снова взялась ледяной коркой.
Сгущались сумерки. Далекие избы деревни сливались с синевой неба. Подтаявший за день снег казался пепельно-синим. Наезженная дорога, темная от раструшенного сена и конского навоза, черной змейкой разрезала степной простор.
Село уже было совсем близко. Игнат и Мендигерей сели в сани. Предстояло еще переехать глубокий овраг, а там и село. Рыжий конь временами переходил на рысь.
Щеки обжигал морозный ветерок, бодрил усталое тело. Близость дома и тепла ощущали и люди. Бесконечные собрания, многочисленные хождения по неотложным делам в городе утомили Игната, и теперь, в ожидании близкой встречи с семьей, он повеселел.
Глухо стучали копыта о затвердевший снег дороги, поскрипывали полозья.
Подъехали к краю оврага. На спуске конь замедлил шаги, настороженно задвигал ушами, зафыркал. На дне оврага, сгрудившись на дороге, стояли всадники. Игнат не сразу сообразил, что это за люди и с какими намерениями собрались здесь, но почувствовал, что они затевают что-то недоброе. Он схватился за вожжи, но было уже поздно - сани скатились в овраг и врезались в толпу всадников.
- Стой!
- Кто такие?
- Быков, ты, что ли?
Игнат по голосу узнал Остапа Пескова. Одновременно он увидел склонившееся злое лицо Архипа Волкова, бесшабашного сельского пьяницы, который за стопку самогона мог сделать любую подлость.
- Поворачивай лошадь, к атаману поедешь! - заносчиво крикнул он. - А это ктой-то с тобой, комиссар?..
С другой стороны саней гарцевал на потном коне хорунжий, тот самый хорунжий, что час назад обогнал их по дороге.
- Сабли наголо! - скомандовал он казакам. - Архип, бери коня под уздцы! - И, обернувшись к Игнату и Мендигерею, визгливо добавил: - Именем Войскового правительства вы, красная комиссарская сволочь, ар-рестованы! Обыскать!.. - Голос у хорунжего тонкий, бабий.
Игнат растерялся, испуганно оглядывал окруживших сани всадников, - все они были знакомые, но чужие и злые. Мендигерей слез с саней и низким баском проговорил:
- Кто ты: разбойник с большой дороги или человек, с которым можно говорить по-человечески? Ты что тут беззаконие творишь?
Мендигерей искоса взглянул на сани, где под кугой была спрятана винтовка. "Не успею, - подумал он, - придется с одним наганом..." Он выхватил из бокового кармана наган.
- Разговаривать будешь у атамана!
- У меня нет никаких дел к атаману.
- Зато у нас есть дело к красным комиссарам... А ну, обыщите его, живо!
Мендигерей понял, что так просто не отделаться, и приготовился к обороне. Когда один из казаков слез с коня и подошел к нему, чтобы отобрать наган и обыскать, Мендигерей с силой оттолкнул его и побежал к берегу, где за обрывом можно было спрятаться и отстреливаться. За ним погнались три казака, выбросив вперед сабли.
- Догнать!.. Зарубить... - истерически кричал хорунжий.
Полуобернувшись, Мендигерей, не целясь, дал несколько выстрелов по казакам. Он был уже на краю обрыва, еще секунда - и он в укрытии. Но страшный удар по голове сбил его с ног. Он качнулся и, словно бычок, что собирается бодать, ткнулся головой в снег. Второго сабельного удара уже не почувствовал...
Выстрел вывел Игната из оцепенения. Он увидел бегущего к обрыву Мендигерея и гнавшихся за ним казаков. "Помочь, помочь добежать!.." мелькнуло в голове. Игнат выхватил из-под куги винтовку и, щелкнув затвором, стал целиться в нагонявшего Мендигерея казака. Но выстрелить не успел. Кто-то ударил его нагайкой по лицу, потом чем-то тяжелым по голове... Руки онемели, по телу разлилась теплота. Он не слышал, как на него навалились казаки и, заламывая руки, начали связывать.
- Трогай, - скомандовал хорунжий, когда покончили с Быковым.
Ни скрипа саней, ни быстрого бега усталой лошади не чувствовал Игнат; изредка, когда на минуту к нему возвращалось сознание, до слуха его доносилась злобная ругань казаков.
3
Марфа Быкова, поджидая уехавшего мужа, покормила дочурку и попросила свекровь:
- Покачайте внучку, а я пойду запру Машку в коровник. Что-то она все к воротам подходит и мычит. Чего доброго, убежит в степь телиться...
Девочка махала ручонками, хваталась за платье матери.
- Ишь, ишь что делает, непоседушка ты моя, - говорила старуха, беря на руки внучку. - Ишь как брыкается, как не хочет к бабушке!.. Ну идем, идем, деточка, идем, пташечка ты моя, не будь шалуньей. Озорницей растешь, вся в отца...
Марфа улыбнулась:
- Разве Игнат озорником рос?
- Еще каким!.. Все в нашем роду шустрые.
Она села с внучкой на скамейку. Девочка опять начала вскидывать ручонками, стараясь ухватиться пальчиками за сморщенный подбородок.
- Спи ты, неугомонная! Баюшки-баю...
Вечерело. В комнате сгущался полумрак. Бабушка в темноте видела плохо, она скорее почувствовала, чем заметила, что Марфа чему-то улыбается.
- Ты чему это радуешься?
- Так просто. Вы назвали Игната озорником, а мне кое-что вспомнилось, вот и улыбаюсь.
- Если бы Игнашка мой не был шустрым да смекалистым, навряд ли твой отец выдал бы тебя за него замуж. Василий у меня - учитель, Игнат - всем селом управляет!.. Разве плохие у меня дети? - В голосе ее звучала гордость за детей. Неожиданно понизив голос, она начала сокрушаться: - Где Игнатушка так долго?.. Вторая неделя идет, а он все не возвращается. Уж не заболел ли? Марфуша, может, он сегодня приедет, затопила б ты баньку, а?
Девочка, задремавшая было на руках бабушки, проснулась.
- Спи, спи, моя крошечка, уже ночь... Баю-бай!..
Но девочке, очевидно, не хотелось спать. Она повернула головку и, увидев знакомую пеструю кофту, потянулась к ней.
- К мамке захотела, ах ты стрекоза! Все к мамке да к мамке, а бабушка чужая, что ли?
Девочка слушала и улыбалась, но ручонки ее по-прежнему тянулись к матери.
- Возьми ее, Марфа, она у тебя быстрее заснет, а Машку в коровник я сама запру. Да за печкой последи, чтобы пироги не подгорели. Игнаша-то весь в отца, чуть подгорелое - в рот не возьмет. Отец, бывало, чернее тучи ходил, если на столе замечал подгорелый пирог. Аккуратность любил.