- Где они теперь, бесстрашные? - спросил Каратаев, вскинув голову.
Взгляд его скользнул по винтовкам солдат, окруживших подсудимых, остановился на окошке здания суда, потом, казалось, проник через него и всматривался в бескрайнюю казахскую степь за Яиком, искал исчезнувших куда-то смельчаков.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
А смельчаки в это время бились в долине Яика повсюду: и вблизи, и вдали.
Осень стояла на редкость дождливая, и холода ударили внезапно.
Резкий северный ветер гнал по небу серые тучи. Землю хлестали холодные дожди.
Скот весь загнали в хлева и под навесы. Косяки лошадей, словно галька, несомая морем, скопились в оврагах и впадинах, ища защиты от пронизывающего ледяного ветра. Опустели пастбища. В степи не видно людей.
Но и в полуразвалившихся хибарах, сложенных из дерна и желтой глины, не было тепла. В разбитые окна забиралась стужа - черномазые ребятишки, кутаясь в лохмотья, жались к огню, старики и старухи, напялив на себя всю имеющуюся одежду, стали сонными, медлительными... Овцы и телята жались друг к другу здесь же. Горький дым стлался в землянках, смешиваясь с кислым запахом овечьих испражнений. К утру воздух становился так тяжел, что старики стонали и охали во сне, а ребятишки кашляли, задыхаясь.
* * *
Черная грязь, которая разлилась повсюду, затвердела, покрылась голубовато-серым льдом.
Вечер... Со стороны Сары-Арки дует ветер, неся с собой крохотные колючие льдинки. Хаким ехал из Богдановки к Тиксаю. Копыта его коня звонко постукивали о твердую промерзшую землю. Ветер набрасывался сзади, но он не страшил - короткий желтый полушубок, сапоги с войлочными чулками надежно сохраняли тепло. Чувствовали холод лишь колени да руки. Хаким порой отпускал поводья и растирал покрасневшие пальцы.
Нет конца степи... Казалось, вся земля сейчас плоска и безлюдна, как эта степь - холодная, неприветливая. Хаким подгонял коня, чтобы скорее добраться до аула. С двух часов дня до сумерек он должен был преодолеть расстояние почти в семьдесят верст. Но степному джигиту такой путь привычен.
Хаким поднялся на курган. Внизу, хоронясь от ветра, сбился в кучу табун. Кобылицы, ощетинившись от холода, жались друг к другу, медленно переступая ногами. Рядом плелись трехлетки и яловые кобылы, осторожно ступая по промерзшей земле. Поджарые молодые жеребцы настороженно прядали ушами, тревожно наблюдая за своими подругами, - они ревновали молодых кобылиц к старым вожакам табунов. А вожаки, не вздымая гривы как прежде, не обращали внимания на соперников, холод жал их друг к другу.
Мороз перемешал косяки коней разных аулов.
Хаким подъехал к табунщикам, сидевшим в укрытии. Увидев его, они быстро вскочили.
"Рассказывали, верно, разные небылицы", - подумал Хаким и, с трудом шевеля губами, произнес:
- Ассаламуалейкум!
Только сейчас он понял, как сильно застыли его губы и руки.
Черноусый казах в большой поярковой шапке, надетой набекрень, и в толстом стеганом бешмете степенно, тихим голосом ответил:
- Алейкумуассалам. Счастливого тебе пути!
Этот человек был совсем не похож на табунщика. Хаким подумал, что он, верно, какой-нибудь видный человек в этих краях.
- Денек-то какой морозный нынче! - сказал Хаким, точно был виноват в том, что так холодно.
Он стал растирать ладонями лицо и колени. Колючий жар охватил замерзшую кожу, губы потеплели.
- Далеко ли отсюда Тилеуберли? - спросил Хаким, радостно ощущая, как слова его становятся отчетливее.
- А я думал, что он хохол, - такая речь неразборчивая! - засмеялся один из табунщиков, хлопая себя по бедрам. - Кафиром буду, я подумал, что он хохол, а не казах!
- Эй! - прервал его сосед. - А почему ты определил, что он не хохол, а? Шуба короткая, черные сапоги, а лицо - белое-белое...
Хаким громко засмеялся.
- А из какой хохлацкой местности сами-то вы? - шутливо спросил он.
Низкорослый казах-табунщик проговорил:
- Мирза, мы все табунщики этих мест. Вот он - табунщик Кердери Мукая. Наверно, ты слыхал и о Мукае Мырзалиеве? Так вот - перед тобой табунщик волостного Мукая. А это Абыз - табунщик волостного, а я сам - из аула Алибека... Ну, а Хайреке - это просто Хайреке, который бродит по своим делам. Кого вам нужно из Тилеуберли - это может знать только Хайреке.
При слове "Хайреке" Хаким с ног до головы оглядел усатого. "Неужели это тот самый Хайролла, которого я ищу? Мендигерей говорил о нем - это человек с душой ребенка, он скромен, друг чабанов. Так неужели это он?" - думал Хаким, не решаясь подробнее расспросить об этом человеке.
- Сам я родом из устья Шалкар, - сказал он, - но у меня было небольшое дело, с которым я и держал путь к Тилеуберли.
Бойкий табунщик не замедлил снова вступить в разговор:
- Вот они перед тобой - и Тилеуберли и Абыз. А может, ты держишь путь к дому волостного? - И, не в силах больше сдерживаться, он перешел к любимой теме разговора - о лошадях: - Глянь-ка, как выгибает грудь эта серая кобылица! Какая красавица! С ней не сравняться вороному жеребцу волостного, хоть тот, пес его в печенку толкни, быстроходен как черт!
Обойдя Хакима, он любовно оглядел крутой круп его кобылицы, густой шелковистый хвост и похлопал лошадь по бокам.
- Хороша! Ой, хороша! - причмокивая языком, проговорил он и даже погладил мохнатую с завитками шерсть лошади.
Мысли беспорядочно толпились в голове Хакима: "...Волостной... вороной жеребец... Да это же говорилось о том известном волостном! Ведь на него был недавно совершен набег с целью освободить учителя Халена! Этот самый быстроходный вороной скакун и спас тебя, иначе ты бы попал к нам в руки... И на этот раз, видимо, спас тебя вороной красавец - на его широкой спине ты ускакал в Джамбейту. Но ты мне сейчас не нужен, я жду встречи с другим человеком". И Хаким еще раз внимательно оглядел черноусого.
Точно поняв его взгляд, черноусый спросил:
- Говоришь, братишка, ты родом с берегов Шалкара. Так кто же твои родители?
Хаким поведал о себе.
- М-м-м, - неопределенно промычал черноусый, и Хакиму было неясно, одобряет он или нет родню его.
И Хаким решился.
- А может быть, вас зовут Хайролла? Извините меня, ага, если я ошибся в своих догадках, - проговорил он, терзаемый желанием узнать имя этого человека.
- Да, дорогой мой, меня зовут Хайролла Габидоллин. Знаю я и твоего отца. Слышал я и о смерти хаджи Жунуса... Да будет земля ему пухом. Хороший был человек.