– Понял, понял.
– Коли понял, немедленно в путь-дорогу! Счастливо вам добраться до Оренбурга. Передай от меня Баке привет. До свиданья, родной, будь смелее!
Абдрахман поцеловал Шамиля в щеку и, взяв под руку, проводил до калитки.
3В тюрьме из всех гимназистов надзиратели особенно недолюбливали Амира за его дерзкий язык и смелые выходки. Во время порки они всыпали ему вместо пяти «положенных» семь розг.
– Не могу двигаться, все тело болит, словно в цепи заковано! И все же не лег в постель. Теперь-то я понимаю: дороже всего на свете человеку – свобода, нужнее, чем пища. Как вышел из тюрьмы, буквально несся на крыльях, не чувствовал под собой ног, словно ботинки совсем не прикасались к булыжной мостовой. Ты, Хаким, видит аллах, счастливый человек. Нас розгами пороли, спина горит, будто кипятком ее обожгли, а ты легко отделался. Мне больше всех досталось: два лишних удара всыпали, негодяи!.. Видать, фортуна крепко обняла тебя. Да и ты ее… Так что равнять нас невозможно… – отдирая прилипшую к спине рубашку, проговорил Амир. Он всего лишь час назад вышел из тюрьмы и, едва успев переодеться, прибежал к своему другу.
– Тебя «Пифагоровы штаны» загубили, – смеясь ответил Хаким.
– Это верно. Запомнил меня этот начальник с огненно-рыжими усами! С такой злостью посмотрел на меня, когда нас во двор вывели…
– Не будь доктора Ихласа, и по моей спине бы походили розги. Дай аллах здоровья доктору!.. Ума не приложу, откуда он появился? Словно с неба свалился. Да шут с ним, как бы там ни было, если бы не он, влетело бы и мне как следует.
– Да, если бы не Ихлас, получил бы и ты на орехи, не ерзал бы теперь так на стуле… Но, собственно, ты же совсем ни за что попал. Хоть бы с нами на демонстрации был, что ли, а то бродил где-то по улице, вздыхал и охал, а тебя тут раз – и сцапали! Эх ты, – упрекнул Амир друга.
– Теперь назад не вернешь… Надолго запомнится мне то утро!.. Оказывается, правильно говорят, нельзя праздно прохаживаться по берегу, засунув руки в карманы, когда люди преодолевают переправу…
– Значит, ты тоже не прочь примкнуть к большинству? Ты тоже сторонник нового?..
– Это вопрос давно решенный, – твердо сказал Хаким, ладонью откинув назад упавшие на лоб черные кольца волос. – Только вот ничего не могу с собой поделать, сидит у меня здесь, в сердце, одна девушка… Поэтому я все время как-то и откалываюсь от вас.
– Зачем откалываться, ты и ее веди к нам.
– Об этом следует подумать. Но ведь эта девушка уже уехала в Кзыл-Уй.[25]
– Что же, думай, думай… Курица тоже думала, думала, да и не заметила, как снесла яйцо.
– А ну тебя, вечно что-нибудь приплетешь.
– Слушай, друг, сейчас посадят Прометея в колесницу Зевса. Хочешь посмотреть, пойдем, – полушепотом проговорил Амир, наклонившись почти к самому уху Хакима.
Хаким не понял его. Тогда Амир, хотя в комнате никого не было, так же полушепотом рассказал другу, как Шамиль собирается покинуть город…
Пока они собрались и пришли к дому Нуртазы, расположенному как раз возле татарской мечети, Шамиль, посадив отца в сани султана Аруна-тюре, был уже далеко за городом. Он скакал впереди саней, как адъютант султана-полицмейстера, и слышал за спиной громкие возгласы кучера Жамака, подгонявшего вороных.
4Лютые ветры, всю неделю свирепо дувшие с Сары-Арки, ночью внезапно стихли; к рассвету с юга повеяло теплом. Тяжелые серые тучи угрюмо поползли по небу, сгущаясь, придавливая землю, стелясь туманом над Яиком, обволакивая сырой хмарью холмы в степях. Подтаял и осел матово-лазоревый снег. Днем почти ни разу не появлялось солнце, а к вечеру тучи совсем сгустились, и на землю упала молочно-белая мгла…
Верный признак весны – над городом сегодня впервые появилась утка-кряква, она летела к Шагану.
Абдрахман, держа грабли одной рукой, сгребал во дворе мусор. Заметив уток в сером небе, залюбовался их полетом и смотрел до тех пор, пока они совершенно не скрылись из виду. На душе как-то стало теплее от этих предвестников весны, – казалось, они несли на своих крыльях какую-то радость. Уток уже не было видно, а Абдрахман все смотрел и смотрел в небо, наслаждаясь весенней свежестью, затем тяжело вздохнул и снова принялся за свою работу. Он убирал двор, потому что тоскливо и скучно было сидеть одному в комнате. Маленький домик вдовы Магрипы и небольшой котлообразный дворик напоминали ему далекий родной аул…