Спустя неделю после их приезда Анхата вспухла, взломала лед и понесла его к пологим берегам озера. Весна наступила дружно, талые воды затопили все низменности; только острые былинки камыша, как иглы, торчали над студеной свинцово-серой гладью. Связь с городом прервалась надолго. Нельзя было пробраться и в соседние аулы – вода затопила все балки, овражки и ложбинки. Медленно сходила вода, лениво, нехотя, словно не хотела покидать степное раздолье и возвращаться в узкие берега Анхаты.
Медленно тянулись дни, но чем выше поднималось солнце, тем теплее и зеленее становилось вокруг, казалось, больше оживали аулы; Абдрахман читал книги, разговаривал с людьми, приходившими по вечерам к Байесу, все чаще и чаще стал выходить к реке и подолгу бродил в прибрежном кустарнике, наслаждаясь свежестью и весной.
Лавка Байеса всегда была полна народу, хотя выбор товаров и был невелик – только спички и мыло.
Большинство приходило в лавку узнать новости. Люди с любопытством слушали рассказы учителя с перевязанной рукой и просили его почитать газеты, которые он прихватил из города. Это были в большинстве своем небогатые, безземельные жители аула, которые кормились только тем, что давала им река; пока по Анхате шла шуга, они были свободны. Учитель был с ними ласков и приветлив, терпеливо рассказывал о том, что творилось теперь на белом свете, говорил о новом правительстве в России, о событиях, происходивших в Уральске – городе, который казахи называли Теке, старался разъяснить им, что в жизни есть люди, которые борются за правду и справедливость; люди с жадностью ловили каждое его слово, и перед ними открывался новый мир, о котором раньше они только мечтали.
Покидая город, Абдрахман сорвал обложки с книжек Ленина «Что делать?» и «Что такое «друзья народа»…» и сжег их, а листки, расшив, смешал с бумагой, которую вез с собой для обвертки товаров Байес. Здесь, в ауле, он вновь стал собирать эти две книжки, листок к листку, складывать аккуратно по страницам и переплетать. Байес, хорошо говоривший по-русски, читать не умел. Он ревниво посматривал на книги, которые старательно сшивал Абдрахман, бережно разглаживая ладонью скомканные страницы, и невольно проникался уважением к незнакомым четким строкам. «Вот почитать бы их, – думал он, тихо прищелкивая языком. – Ленин – умная голова! Весь мир всколыхнул!.. Большой человек!.. И Абеке тоже молодчина. Ведь он наш, казах, а голова у него – каждому бы такую…» Байес, довольный, с улыбкой смотрел на круглую голову Абдрахмана, покрытую густыми черными волосами, на его темные с искорками глаза, прямой, с тонкими ноздрями, красивый нос и широкий покатый лоб.
– Абеке, наши рыбаки вами очень довольны, – заговорил Байес, как бы продолжая свои мысли. – Говорят, что с тех пор, как вы появились в ауле, они научились отличать плохое от хорошего. Удивляются, как вы много знаете и рассказываете им, будто побывали в их землянках и сами переживали вместе с ними нужду. «Хороший джигит, – говорят. – Никто еще с нами так не разговаривал, не сочувствовал нам. Наконец-то, – говорят, – нашелся настоящий заступник народа!..» Я им потихоньку шепчу: «Такие, как он, скоро-скоро, может даже завтра, отдадут вам землю и воду, а уездных и волостных начальников, разных старшин и баев разгонят. Сами будете хозяевами этой степи и реки. Записывайтесь, – шепчу, – в большевики…»
Абдрахман стоял у окна, проверяя страницы только что сшитой книги. Когда Байес кончил, Абдрахман повернулся и в упор посмотрел на него:
– И что же они ответили вам?
– Они спросили: «Разве этот человек большевик?..» – Байес улыбнулся, темные усики задрожали над верхней губой. – Хотя рыбаки и умеют держать язык за зубами, но я все же не решился открыто назвать вас большевиком.
Подумав, Абдрахман сказал:
– Неверно поступил, Байеке. Они у тебя с открытой душой спрашивали, а ты… не доверился им. Дороже всего на свете это доверие, когда люди верят и хотят знать правду. Так что же они все-таки сказали: обещали записываться?..
– Я ведь говорил им так, между прочим, и никакого ответа не добивался. Но скажу вам, Абеке, среди них есть по-настоящему надежные люди. Помните этого маленького сероглазого, да того, что из седьмого аула приходит все к нам, Асан. Этот Асан и наш Хажимукан – на них смело можно положиться…