Сальмену вспомнился дом в Уиле, двухлетний сын, молодая жена, отец с матерью…
– О чем задумались, господин прапорщик? – насмешливо спросил Азмуратов. – Я сам поеду, не беспокойтесь.
Но Сальмен не расслышал насмешки в голосе офицера, счастье ослепило его. Он порывисто подошел к Азмуратову, стоявшему к нему спиной у окна, и заговорил со всей искренностью:
– Я не могу себе простить, господин командир, что так поздно понял всю правду. Так тяжело было на сердце, будто я совершил ужасное преступление. Вы сделали первый смелый шаг навстречу справедливости. Не все отдают себе отчет в том, что такое гражданский долг. Извините, я не думал, что вы один из этих немногих. Вы оказались истинным сыном народа. И я рад и горд, что в вашем лице нашел старшего брата, который удержит меня от ошибок, а в трудный час защитит… Я ждал и верил, что найдется такой человек, который вырвет из когтей опасности невинных, тихих и скромных сынов степи. Когда я вместе с отрядом выехал из Уила, не думал, что встречу безобидных людей, единокровных братьев. И только сегодня ночью понял, что считать врагом обездоленных, лишенных знания и культуры, бесправных людей – кощунство, подлость, преступление. Поднять на них руку все равно что поднять руку на родную мать. Вы с меня сняли тяжкий грех, тысячи благодарностей вам! И если для такого единения потребуется моя маленькая жизнь – я готов ею пожертвовать. Я готов поехать за остальными офицерами и уговорить их.
– Нет, нет, я сам поеду, – резко сказал Азмуратов.
Сальмен волновался, лицо его горело.
«Подлец! Предатель! – думал между тем Азмуратов. – Прав был Аблаев. Оказывается, мерзавец пакостил втихомолку. Не зря ходил к дружинникам…»
– Собери юнкеров перед домом! – приказал он Жанкоже.
Его продолговатое бледное лицо осталось непроницаемым, горячие слова Сальмена даже не задели его. Он по-прежнему смотрел на прапорщика, как змея на завороженного воробья.
Когда Жанкожа, торопливо объехав пять зимовий, собрал юнкеров, Азмуратов вышел из дому, сел на темно-мухортого коня.
– Славные офицеры! Я отправляюсь в путь, чтобы привести сюда всех наших джигитов. В мое отсутствие командовать вами будет офицер Аблаев. Он старше всех вас и по возрасту и по званию. Выполняйте его приказания беспрекословно. До встречи, джигиты!
Азмуратов пришпорил коня, за ним следом поехал Жанкожа. Отъехав на несколько шагов, офицер придержал коня, обернулся.
– Капитан Аблаев! – крикнул он. – Вместе с прапорщиком Аманбаевым проводите меня до устья реки.
– Хорошо! – откликнулся Сальмен.
Аблаев только кивнул и направился к оседланному коню.
За речушкой Ащисай возвышался Черный бугор. Его хребтина за знойное лето высохла и побурела. Легкой рысью подъехал Азмуратов к бугру и остановился у подножия. Быстрая породистая кобыла Сальмена могла доскакать сюда раньше, но прапорщик был так восхищен Азмуратовым, что счел неприличным обогнать командира. Он ехал рядом с Аблаевым и Жанкожой. Как только Азмуратов остановился, Сальмен придержал коня и стал чуточку за ним.
– Симпатичная докторша вам, случайно, не знакома? – спросил Азмуратов.
– Да, господин старшина! Только она не доктор, а медсестра. Я еще в Уральске знал ее. Она невеста моего друга, с которым вместе учились. Сестра известного в Уральске Курбанова. Брат отправил ее в больницу Шугулова для хирургической практики. А сейчас она вместе с дружинниками. Хорошая девушка…
– Значит, невеста, говорите?
– Да, невеста. Оба красивы. Оба друг друга любят. Прекрасная пара!
– А где этот ваш друг? Как его фамилия?
– Жунусов, зовут Хаким. По слухам, он сейчас в полку Айтиева. Весной во время мятежа атаманов сидел в тюрьме.
– Разве у Айтиева есть полк?
– Да. И дружинники хотят примкнуть к нему.
Азмуратов насупился.
– А откуда этот полк возьмет оружие?
– Чего-чего, а оружие раздобыть нетрудно. По слухам, они бьют атаманов их же оружием.
– Давно ли вы сочувствуете Айтиеву?!
Сальмен рассмеялся.
– Быть сторонником Айтиева разве не счастье, господин Азмуратов?..
– Значит, красавица-девица тоже большевичка?
И, не дожидаясь ответа, Азмуратов подозвал к себе Аблаева.
Бледный капитан одним прыжком подскочил к командиру.
– Через два дня на третий рано утром я буду здесь, господин капитан. Ваши опасения подтвердились. Сальмен Аманбаев оказался другом большевиков.
Аблаев отъехал и остановился сзади Сальмена. Азмуратов подал ему знак. «Что это значит?» – молнией промелькнуло в голове Сальмена. Он не успел повернуться, как за спиной раздался выстрел.
Сальмен вскрикнул и наклонился к гриве коня. Породистая кобыла встала на дыбы.
– Сальмен-ага! – истошно крикнул Жанкожа, бросаясь к прапорщику…
Хмурый офицер, преследовавший Сальмена со вчерашнего дня, сам вынес приговор и сам же привел его в исполнение.
Сальмен, однако, не свалился с коня; будто стараясь усесться поудобней в седле, он уперся обеими руками о шею кобылы и поднял голову.
– Эх!.. Жаль! Обманули меня, Жанкожа!..
И снова бессильно припал к гриве.
– Сальмен-ага! – не слыша себя, прокричал юнкер. – Прощай, ага!..
Сальмен простонал, с усилием поднимая голову, посмотрел на юного джигита. Ветер относил в сторону его предсмертные слова:
– Обманули меня… Жанкожа… Расскажи Жунусову… и всем… прощай!.. Я чист перед вами, Хаким! Проща-а-а-ай!..
Раздался второй выстрел, но Сальмен уже не видел, как упал с коня его юный друг Жанкожа и как из его детского рта тонкой струйкой потекла кровь.
Часть пятая
Глава первая
Из двадцати пяти пухлых папок генерал Емуганов выбрал одну – желтую. Вновь и вновь листал председатель военно-полевого суда анкеты и протокол допросов, уточняя что-то для себя.
«Тридцать пять лет на поприще адвоката! – Он покачал головой. – Султан! Член Государственной думы. Депутат Степного края! Гхм-м!..»
Не отрывая глаз от толстой папки перед собой, генерал нашарил на старом дубовом столе серебряный колокольчик. Почти одновременно, как бы слившись с переливчатым звоном колокольчика, послышался подобострастный голос офицера у двери:
– Что прикажете, ваше превосходительство?
Генерал не поднял головы.
– Приведите ко мне заключенного Каратаева, капитан.
– Слушаюсь, ваше превосходительство!
Отдавая приказание, генерал ни на мгновение не оторвался от дела. Перед ним лежала анкета:
«…Родился я в 1860 году. Женат. Дети: сын гимназист, дочь во втором классе городской школы…»
– В прошлом кадет! Хм-м… Сейчас член Российской социал-демократической партии! Выбран в Уральский Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Комиссар…
Решительно перелистав несколько страниц, Емуганов увидел знакомое прошение степных биев. Он покачал головой и, шевеля губами, принялся читать:
«Ваше превосходительство! Высокочтимый, славный генерал казачьего войска господин Емуганов! Во многих добрых деяниях принимала участие казахская степь с тех пор, как оказалась под сенью благословенного белого царя. Она искренне желала владыке-царю могущества и славы перед лицом других государств, способствовала обогащению России. Старые времена распрей и бесконечной вражды канули в вечность. Сейчас время изменилось, изменились законы, свергнут и белый царь. Поэтому, воздав должное прошлому, мы с мольбой обращаем взоры к новым временам. Казахская степь и ныне ни на шаг не отступила в своем глубоком почтении к исконным соседям. Мы по-прежнему желаем нашему благожелательному соседу больших новых успехов и достижений. Ибо развитие, прогресс России означают, по нашему мнению, расцвет казахской степи. Поэтому при новой власти необходимо возродить, восстановить те порядки и законы правления, которые в прошлом были насильно изменены угнетателями Степного края. В этом – доброе стремление, желанная мечта всех казахов от мала до велика. То, что в казахской степи мало образованных сынов, Вам, уважаемый господин генерал, хорошо известно. Людей грамотных и опытных в общественной деятельности, сочувствующих простому народу, у нас можно пересчитать по пальцам одной рукой. Султан Бахитжан Каратаев является всеобщим любимцем, советчиком для старших, добрым примером для молодых, человеком глубокого ума и большого сердца, надежной опорой и защитой своего народа, красноречивым и дальновидным мудрецом. Вот этот достойный сын отечества, наш мудрый старец томится сейчас в Уральской тюрьме. Он стал жертвой клеветы, жертвой произвола, ибо мы убеждены: султан Бахитжан Каратаев стремится только к добру и справедливости; он не позволит себе бесчеловечного поступка. Простые сыны казахов никогда не поверят в то, что он может стать бесчестием родного края, не усомнятся в праведности его пути. Поэтому мы, высокочтимый господин генерал, смеем надеяться, что Вы освободите из заключения почтенного советчика народа, его заступника султана Бахитжана Каратаева. Мы не сомневаемся в Вашей справедливости и доброте. С большим уважением обратились к Вашему превосходительству, бии рода Байбакты – Анжан Жубаналиев и Кенесары Отаров; народные учителя – Хабибрахман Казиев, Ихсан Изкулов и другие…»