По шоссе проехала какая-то машина, а через некоторое время еще одна. «Люди едут, — подумала я, — а мы в лесу сидим». Я посмотрела на спящую Ляльку и почувствовала себя одиноко. В машине было тихо, а за окнами темно. А когда сидишь в закрытой машине и не видишь и не слышишь, что делается вокруг, то от этой неизвестности становится как-то не по себе. Я опустила стекло и стала вслушиваться в лесную темноту. Но от завывания ветра, от беспокойного шелеста листвы и потрескивания деревьев мне стало еще страшнее. Вдруг где-то слева хрустнула ветка, и мне показалось, что к машине кто-то идет. Потом хрустнуло уже где-то совсем рядом. От охватившего меня ужаса вся моя спина вмиг покрылась липким холодным потом, и я, не став даже рассматривать, что же там такое хрустит, включила зажигание и, резко нажав на газ, выскочила из леса на дорогу. Все это, конечно, можно было проделать тихо и спокойно, чтобы не разбудить спящую Ляльку, но меня гнал страх. А Лялька, кстати, не только не проснулась, но даже не заворочалась во сне. Как лежала бревном, так и продолжала лежать. Я еще сильнее надавила на педаль газа и помчалась вперед. Дорога, на мое счастье, была прямая, как стрела, без каких-либо поворотов, и я хорошо могла видеть, нет ли за нами погони. Сколько я гнала так машину, не знаю. Может, час, а может, пять минут. У страха-то глаза велики. При этом я в основном смотрела назад, разумеется, через зеркало заднего вида, и только иногда вперед. А ездить так вообще-то не рекомендуется. Короче, вскоре я чуть было не налетела на что-то перебегающее через дорогу. Я даже не успела сообразить, что это было, только резко нажала на тормоз и круто вывернула руль. Машину, естественно, занесло. Я стала закручивать руль в другую сторону, и машина, слава богу, выровнялась и остановилась. Но от резкого толчка проснулась Лялька. Она подскочила на своем сиденье и чуть не хлопнулась головой о приборную панель.
— Что, черт возьми, происходит? — закричала она, ничего не понимая спросонья. — И почему мы, собственно, едем?
Лялька закрутила взлохмаченной головой во все стороны, но, кроме меня, ничего интересного в салоне машины не обнаружила. Тогда она нажала клавишу стеклоподъемника и выглянула в окно. За окном уже брезжил рассвет, и хотя все еще было довольно темно, по обеим сторонам дороги уже начали прорисовываться контуры деревьев. Да и сама дорога теперь не уходила в густую темноту, а серой лентой вилась вперед. Лялька снова повернулась ко мне.
— В чем дело? — спросила она. — Договорились же поспать полчасика. Что тебе неймется? Мало того, что машину могла угрохать, так еще и нас в придачу. Не умеешь водить — не берись.
Лялька вышла из машины и, быстро обогнув свою «судзуку», открыла мою дверь. — Двигайся, — сурово приказала она и плюхнулась на водительское место.
Я едва успела перепрыгнуть на соседнее сиденье и, зацепившись ногой за рычаг переключения скоростей, чуть не порвала джинсы. Но мне сейчас было не до джинсов и не до Лялькиного гнева. Я так перетрухала, когда машина, перестав меня слушаться, пошла юзом, и мы чудом не оказались в кювете, что ее крики были мне до лампочки. Схватив валявшийся на полу дорожный атлас, я стала нервно им обмахиваться.
— Господи, как я перепугалась, — пыхтела я, — как я перепугалась. Эта махина, — я ткнула пальцем в приборную панель автомобиля, — как закрутится, как закрутится!.. Я руль в другую сторону, а она все равно крутится! Хорошо, что сообразила ногу с тормоза снять... А потом...
Я так интенсивно обмахивалась атласом, что он вырвался у меня из рук и, описав дугу над головой, перелетел на заднее сиденье и упал на пол.
— Вот черт, — выругалась я и смущенно покосилась на Ляльку. Та даже не посмотрела в мою сторону, а только тяжело вздохнула и, повернув ключ в замке зажигания, тронула машину вперед.
Я попыталась на ходу перелезть через спинку сиденья и добраться до журнала. И в принципе мне это удалось. Но едва я дотянулась до скользкой глянцевой обложки, как резкий толчок отбросил меня назад на исходную позицию. И не просто на исходную позицию, а еще хуже. От резкого Лялькиного торможения я завалилась на пол между сиденьем и торпедой и пребольно ударилась ногой. И даже не ногой, а бедром, и даже не бедром, а... В общем, я ударилась всем сразу и заверещала не столько от боли, сколько от обиды:
— Ты что делаешь?! На меня орешь, а сама водить совершенно не умеешь! Кто так тормозит?! Я, может быть, позвоночник себе сломала.
Я ухватилась одной рукой за руль, другой оперлась о сиденье и стала выбираться на поверхность. Лялька при этом на меня даже не взглянула. Она сидела, как вкопанная, и через лобовое стекло напряженно всматривалась в предрассветную мглу. При этом лицо у нее было такое, что я даже сразу перестала орать.