— Можно и борщ, и вареники, и все, что есть, — промычала она с набитым ртом. — Вкусно ужасно!
Тетушка засуетилась возле плиты.
— Сейчас-сейчас, — сказала она, — только подогрею. — И тут же поставила на стол еще одно огромное блюдо, заваленное ватрушками, плюшками, пампушками и еще какими-то рогаликами.
— Вот это да! — ахнула Лялька. — Вот бы мне такую тетю.
Мы с тетей Викой засмеялись.
— Тогда бы ты очень быстро перестала в дверь пролезать, — сказала я.
А Лялька отмахнулась.
— Ты-то пока что пролезаешь. А я чем хуже?
Тетя Вика разлила по тарелкам настоящий украинский борщ — красный, наваристый, посыпанный сверху укропом. И в каждую тарелку бухнула по столовой ложке густой сметаны. Мы принялись уплетать его за обе щеки, закусывая пирогами. А пироги попадались разные: и с мясом, и с рисом, и с луком и яйцами. Я так и не поняла, какие из них были вкуснее. Все одинаково таяли во рту.
После вареников и чая с плюшками мы прямо за столом начали клевать носами. Оно и понятно — на бессонную ночь наложился немыслимый пережор, и нам, естественно, захотелось спать. Бороться со сном было если не бессмысленно, то по крайней мере очень трудно. И мы, уговаривая себя, что приляжем только на полчасика, завалились на приготовленные заботливой тетей Викой постели и вырубились на целых два часа.
Проснулась я от телефонного звонка. Макс звонил из Мюнхена. До сих пор ему, видите ли, никак не удавалось до меня дозвониться то из-за разницы во времени (что-то ночью, когда мне звонила его секретарша, разница во времени им не помешала), то из-за переговоров, то из-за чего-то еще. Короче, только теперь он смог дозвониться и очень интересовался, как мы добрались.
— У вас все в порядке? — кричал он из Мюнхена. Однако связь была такой плохой, что я с трудом разбирала слова. — Гаишники по дороге не приставали?
— Нет, не приставали, — крикнула я в ответ. — Вот только...
Но тут на линии начались совсем серьезные помехи, и я некоторое время слышала только Максово «алле-алле!» и больше ничего. Он же меня вообще не слышал. Потом связь возобновилась, и Макс, опасаясь новых неполадок на линии, быстро заговорил:
— Марьяша, ты передала то, что я тебя просил? Что? Ничего не слышу. Передай, пожалуйста!
Тут на линии снова начались помехи и связь оборвалась. В результате мы так ни о чем и не поговорили: ни о любви, ни о погоде. Выходит, что он позвонил только ради того, чтобы узнать, передала ли я его посылку с конфетами или нет...
«А кому, собственно, предназначаются эти конфеты? — подумала я. — И чего это он о них так печется?»
Неведомая доселе ревность второй раз за сутки зашевелилась в моей душе.
Я отправилась в прихожую и стала рыться в наших вещах в поисках двух расписных пакетов, один из которых предназначался мне, а другой — для передачи. Однако никаких пакетов в прихожей что-то не наблюдалось.
«Значит, оставили их в машине», — решила я и хотела было уже возвратиться в спальню, но тут, приподняв один из рюкзаков, я обнаружила под ним два фирменных пакета. В одном лежали три коробки конфет, в другом — две и большой желтый конверт.
— Вот черт! — выругалась я. — И кто же это додумался бросить рюкзаки прямо на пакеты?
Я вытащила конверт и стала читать адрес, по которому нужно было отнести посылочку. Однако, перечитав его несколько раз, я некоторое время пребывала в легком ступоре. Разумеется, не адрес поразил мое воображение — адрес, как адрес. Но вот имя, которому он принадлежал, меня возмутило до крайности. «Зое Адамовне Мельниченко», было выведено на конверте размашистым почерком Макса.
— Вот те раз, — присвистнула я. — Картина Репина «Приплыли». Это что еще за Зоя Адамовна такая? И почему я должна возить ей от Макса конфеты? Это что еще за фокусы?
Я не на шутку разозлилась и, бросив конверт в угол прихожей на рюкзаки, отправилась будить разоспавшуюся Ляльку.
— Вставай давай, — рявкнула я в сердцах на ухо подруге. — Время пятый час, а нам еще эти чертовы конфеты везти, чтоб они провалились.
Лялька потянулась, не открывая глаз.
— Чего орешь-то? — беззлобно спросила она. — Кто звонил?
Я стала спешно натягивать на себя джинсы.
— Вставай, — повторила я. — Весь день проспали, сыщицы хреновы.
Лялька разлепила глаза и, привстав на локте, поинтересовалась:
— Так кто звонил-то, и чего ты такая злая?
— Господин Белопольский звонили, — с сарказмом ответила я. — Интересовались, доставили ли мы по назначению его чертовы конфеты.
Я с остервенением стала расчесывать свои волосы.
— Ну и что? — поинтересовалась Лялька.