— Что-что?
— Ну злая-то такая почему? Не из-за конфет же.
Лялька снова брыкнулась на подушки и сладко потянулась. А я, на время перестав рвать на себе волосы, отвернулась от зеркала и сообщила ей душераздирающую новость:
— А ты знаешь, кому предназначаются эти конфеты? — спросила я.
— Ну?
— Некой Зое Адамовне. — Я сделала предельно выразительное лицо, но на Ляльку мое сообщение никакого впечатления не произвело.
— Ну и что? — опять спросила она. — Что в этом такого особенного?
Я удивлялась своей подруге. Я поведала ей о том, что мой Макс дарит какой-то женщине презенты, да еще при этом меня использует в качестве передаточного звена, а она ничего особенного в этом не видит.
— Да ты что в самом деле, — возмутилась я, — не понимаешь, что все это значит?
Лялька снова приподнялась на локте и, осклабившись в пренеприятнейшей ухмылке, злорадно сообщила:
— Понимаю. Чего ж тут не понять. Ты, мать, просто ревнуешь?
— Что? — дернулась я. — Ревную? Я ревную?
Я с еще большим энтузиазмом принялась рвать расческой волосы.
— Ревнуешь, — по-прежнему ухмылялась Лялька. — И правильно, кстати, делаешь. За таким мужиком, как твой Белопольский, нужен глаз да глаз. Чуть не досмотришь — в два счета уведут. Как нечего делать. Это я тебе говорю, а я в этом кое-что понимаю.
Я с неудовольствием посмотрела через зеркало на подругу. У Ляльки действительно по части мужиков был большой опыт, и в этом вопросе верить ей было можно. Но что значит глаз да глаз и что значит уведут? Он же не лошадь в конце концов, чтоб его пасти. Или лошадей не пасут?
В общем, после Лялькиных слов настроение мое еще больше ухудшилось. И я, ничего не ответив на ее высказывание и собрав наконец мои издерганные волосы в конский хвост, пошла на кухню к тете Вике.
Тихое позвякивание посуды выдавало присутствие тетушки на главном в ее жизни боевом посту. Большую часть времени тетушка проводила на кухне. Однажды она даже призналась:
— Я могла бы готовить с утра до вечера — так мне это нравится.
Однако о карьере профессионального повара тетя Вика никогда не мечтала, потому что ей нравится кормить только своих.
— Ну что, отдохнули? — заулыбалась она, увидев меня в дверях.
Следы недавних слез совершенно исчезли с ее лица. Нос уже не выглядел таким опухшим и был совершенно нормального цвета, а васильковые глаза как всегда лучились любовью и добром.
— Ну а как там в Москве-то, Марьяночка? Я ведь даже ни о чем и не спросила, — махнула рукой тетушка. — Как Степушка, как Кеша? Наташа не звонила?
— В Москве все нормально, — ответила я, — ив Париже тоже. Мама обещала вскорости приехать. Но это сейчас не главное. Давай-ка теперь рассказывай подробно, что тут у вас произошло. И все по порядку.
Глаза тети Вики вмиг налились слезами, и она сбивчиво и с ненужными подробностями стала излагать суть дела.
Оказалось, что пять дней назад Фира отправился вместе со своим другом-приятелем в гости к какому-то приятелеву родственнику или родственнице. Более точной информацией тетушка не располагала. Тот родственник или родственница живет где-то в райцентре. А где, Фира не сообщил. Но он клятвенно обещал сразу же по приезде позвонить и сообщить, как он добрался. Но ни в тот день, ни на другой старик не объявился. А телефона у приятелева родича нет. Вернее, может, он и есть, но тетя Вика номера не знает.
— И адрес я не спросила, — уже в голос заплакала тетя Вика. — Кто же мог подумать, что он исчезнет. Ведь не маленький же!
То, что не маленький — это верно. Но верно также и то, что дед Фира намного хуже маленького. Тому хоть можно что-то запретить, куда-то не пустить. С Фирой же такие номера не проходят. Его ругай, не ругай, толку — чуть. Что хочет, то и делает. И ладно бы хоть что-нибудь полезное делал (впрочем, полезное тоже иногда делает), а то все глупости какие-то. То запишется в парашютную секцию, и приходится, сломя голову, нестись на взлетное поле и снимать его прямо с самолета, пока он себе шею не свернул, то в тайгу на охоту намылится с такими же престарелыми экстремалами, как и он... В общем, сплошная головная боль. Вот и теперь. Уехал и не сказал, куда. И где его теперь искать?
Я взяла тетушку за руку и попыталась ее немного успокоить.
— А что у него за приятель такой? — спросила я. — Ты фамилию знаешь? И где он живет?
Тетушка посмотрела на меня красными от слез глазами и икнула.
— Фамилию? Да не знаю я никакой фамилии. — И она зарыдала еще горше.
В кухне появилась разрумянившаяся после сна и от этого еще более красивая, но сердитая Лялька.
— Хорошие дела, — мрачно сказала она. — Отпускаете старика в другой город и ничего не знаете. Куда он поехал, к кому, с кем? Как же так? Где нам его теперь искать?