— Саныч, — сказал он в трубку, — у меня к тебе большая просьба...
Макс хохотнул в ответ на какую-то реплику своего водителя, но потом уже более серьезно продолжил:
— Марьяше срочно нужно попасть в Киев. Там какие-то проблемы с одним из ее родственников. Так вот я прошу...
Я схватила Макса за рукав и стала категорически отказываться и от Володи, и от машины.
— Не хочу с Володей, — прошипела я тихо, чтобы Максов водитель ничего не услышал. — Я его боюсь.
Макс удивленно вздернул брови и, сказав в трубку, что перезвонит, отключил телефон.
— Чего ты боишься?
— Саныча твоего. У него такая бандитская... в общем, лицо его не внушает мне доверия. Как ты сам его не боишься?
— Ну это ты зря. Володя в «Альфе» служил, парень — что надо. А насчет лица... Был бы он красавцем, так фиг бы я его с тобой отправил. Вот у него брат есть, так тот действительно красавец... Но сейчас не об этом. Так ты так и не ответила на мой вопрос. Как же все-таки насчет переезда?
Я не сразу въехала в тему и смотрела на Макса с непониманием.
— Тебе что же, нужно время для того, чтобы подумать? — уже без улыбки и даже с некоторой обидой в голосе спросил он.
До меня наконец дошло, о каком переезде идет речь.
«Очень романтично, — подумала я. — Другим, значит, клянутся в любви и верности, а заодно предлагают руку и сердце, и все это, стоя на коленях. А мне, черт возьми, предлагают перебраться в загородный особняк и делают это, стоя в пробке. Обидно даже».
Но тут машины опять задергались и истерично засигналили. Я, видите ли, задержала их продвижение вперед на целых полтора метра. Вот вечно так. Как увидят маленькую машинку, так обязательно норовят ее обидеть, подрезать, не пропустить вперед, где положено, обогнать, где не положено... Короче, не считают нас с моим «Фольксвагеном» за людей и всячески притесняют. У нас ведь в России как? Главная дорога у того, у кого машина круче. Вот и приходится овладевать виртуозной ездой, чтобы без потерь делить дороги с «ушастыми отморозками».
— Сам дурак, — буркнула я через стекло мужику в «Тойоте» слева.
Мужик меня, конечно, не услышал (окна по причине холодной погоды были закрыты), но по губам безошибочно прочел все, что я о нем думаю, и обиделся. А я смутилась.
«И чего это я на людей бросаюсь? — подумала я. — Этот в «Тойоте» и не сигналил мне вовсе».
Я виновато улыбнулась мужику, но тот меня не простил и отвернулся.
Макс тоже надулся, но уже по другому поводу, и некоторое время молча глядел в окно. Потом он все же вспомнил, что он большой и сильный мужчина, а я слабая и беззащитная женщина и, сменив гнев на милость, а обиду на великодушие, сказал, что он все, конечно же, понимает, что просто его предложение пришлось не ко времени, и он готов ждать моего ответа столько, сколько потребуется — хоть месяц, хоть год. Такое вот невероятное великодушие. А я, значит, такая вот свинья, которая, услышав предложение о совместном проживании на его территории, не бросилась ему тут же на шею и не утонула в собственных слезах счастья. Про свинью Макс, конечно же, ничего такого не говорил, но эта мысль была написана у него на лице.
— Ладно, Марьяшка, — сказал он, — успокойся. — Будем надеяться, что ничего страшного с твоим Фирой не случилось, и скорее всего он объявится еще до твоего приезда. Но все же будет лучше, если ты поедешь с Володей.
Я отрицательно помотала головой.
В это время машины снова тронулись и хоть и очень медленно, но все же стали продвигаться вперед и вперед. Макс глянул в окно и поискал глазами свой «Лэнд Ровер».
— А на людей бросаться не нужно, — он кивнул в сторону несправедливо обиженной мною «Тойоты», — даже если у тебя плохое настроение. И, кстати, если ты не хочешь жить со мной под одной крышей за городом, — сказал он трагическим тоном, — то я ничего не имею против нашего совместного проживания в моей московской квартире... — Макс вопросительно заглянул мне в глаза, а я расхохоталась.
Нет, на него положительно невозможно было сердиться. Да и как можно сердиться на этого шумного, хитрого, непредсказуемого, подчас вредного, но такого чертовски обаятельного Макса.
На прощание мы расцеловались, и Макс, выбравшись из машины, стал короткими перебежками пробираться к своему «Лэнд Роверу». А я с чувством абсолютного счастья и глупой улыбкой на лице включила первую передачу и неспешно тронулась с места.
Пробка наконец рассосалась, и я вырулила на относительно свободную полосу. Но ощущение счастья быстро меня покинуло, когда я вспомнила о телефонном звонке из Киева. Все дела, намеченные на сегодняшний день, естественно, полетели к черту, как, впрочем, и те, которые были намечены на завтра и на послезавтра. Теперь я вообще не знала, когда смогу вернуться в Москву.