Вдруг мне показалось, что под окнами кто-то ходит. Ночью в деревне каждый шорох слышен. Это вам не город, где гул машин стоит и днем и ночью. Здесь тишина такая...
Шорох внизу повторился, и я, вскочив с кровати, на цыпочках подкралась к окну. Высовываться наружу я, естественно, не стала — меня бы сразу заметили, поэтому я чуть-чуть отодвинула край занавески и сквозь щелку посмотрела вниз. Радиус обзора у меня был настолько мал, что увидеть что-либо, кроме куста сирени и края скамейки под ним, мне не удалось.
Тогда я перебежала к другому окну в надежде, что здесь мне повезет больше. Но ничего подобного. Здесь было то же самое. Для того чтобы что-нибудь увидеть, нужно было по пояс вылезти из окна, а тогда еще неизвестно, что бы могло произойти. В нас сегодня уже, между прочим, стреляли. Так что лучше не высовываться и сидеть тихо. Пусть там кто угодно ходит. Впрочем... А вдруг он или они (кто знает, сколько их там, этих наших недоброжелателей) захотят опять залезть в дом? Доллары-то я припрятала.
Я снова забралась в постель и, обмотавшись одеялом, уселась по-турецки.
Спать я уже, естественно, не могла — одолевали страх и думы.
Я сидела, раскачиваясь взад-вперед, и мысленно причитала: «Что же делать, что же делать? Что же делать, что же делать?»
— Спать, черт побери, — сквозь сон пробурчала Лялька. — Хватит уже скакать и причитать. Спи лучше.
Видно, я уже давно думала вслух и разбудила ее своим бормотанием.
Я послушно упала на подушки, но спать не собиралась.
«Почему, собственно, не звонит Макс? — спрашивала я себя. — Обещал ведь еще вчера позвонить и не позвонил».
Я посмотрела в окно. Полоска неба, виднеющаяся между цветастыми занавесками, становилась все светлее и светлее. Скоро утро. И это радует. Все-таки при свете дня чувствуешь себя намного увереннее.
Немного успокоившись, я не заметила, как задремала.
Разбудил меня телефонный звонок. Я подскочила, как ошпаренная — думала, что наконец-то мне Макс звонит, но ошиблась. Надрывался не мой, а Лялькин аппарат. Та же по-прежнему дрыхла богатырским сном, и никакие трели, жалко имитирующие бессмертного Моцарта, не в силах были ее разбудить. Странно даже, что ночью она могла проснуться от моего шепота.
— Ляль, проснись, — позвала я, — телефон звонит.
Никакой реакции.
— Лялька! — гаркнула я. — Телефон!
Лялька в ответ только перевернулась на другой бок.
— Тьфу, ты, черт, — плюнула я и потянулась к тумбочке за ее аппаратом. — Алле, — просипела я в трубку утренним голосом. — Слушаю вас.
— Где тебя черти носят?!! — был мне ответ. — Ты что, твою мать, нервы мне мотаешь?!! Какого хрена?!! Мы где с тобой договаривались праздники встречать?!!
Я едва успевала раскрывать рот, но вставить хоть слово в водопад ругательств мне не удавалось.
— Эй!.. — пыталась прорваться я сквозь этот словесный поток. — Эй, Борис!
Это звонил Лялькин бойфренд Борис. «Бой» в отношении Бориса — это, конечно, сильно сказано. Борюсе уже хорошо за пятьдесят, и на мальчика он со своим брюшком и лысинкой никак не тянет. Но, как говорится, из песни слов не выкинешь. И уж коли нынче принято называть своих любовников бойфрендами, значит, так тому и быть. В принципе Борька был неплохим мужиком: компанейским, веселым и нежадным. Ляльку задаривал бесконечными подарками с поводом и без повода. Вот недавно «Судзуки» ей подарил ни с того ни с сего. А у Ляльки день рождения, между прочим, в феврале, а сейчас май. Короче, хороший Борька мужик, но только скандальный очень. Или, может быть, чересчур темпераментный, уж я не знаю. Ссорятся они с Лялькой постоянно. Впрочем, возможно, они находят в этом определенное удовольствие? Как говорится, что может быть слаще примирения после шумной ссоры. Лялька ему подходит по характеру. Да и по темпераменту тоже. Любая другая не захотела бы никаких «судзук», только бы не орал никто над ухом. Ляльку же это никак не беспокоит. Напротив, она бы, наверно, с тоски померла, если бы Борюня не будил ее периодически среди ночи криками по телефону: «Где опять шлялась?..» — это он так ревнует. А Лялька ему сквозь сон: «От-вянь...» — и вешает трубку. А утром Борюня, как ни в чем не бывало, подкатывает к Лялькиному дому с охапкой орхидей и мешком подарков (Санта-Клаус наш). Лялька встречает его с милейшей улыбкой, и они чрезвычайно рады друг друга видеть. Они действительно рады друг друга видеть. Более того, они жить друг без друга не могут. Без этих криков, ругани, взаимных оскорблений. Так они выражают свою любовь. И тут уж ничего не поделаешь. Их счастье, что они нашли друг друга. Правда, по-моему, они сами еще этого не поняли.