Но вскоре бояться в одиночку мне надоело, и я толкнула Ляльку.
— Ляль, просыпайся, — позвала я.
Та открыла глаза, посмотрела по сторонам, убедилась, что до Москвы еще далеко, и возмутилась, зачем ее разбудили.
— Карту посмотри, — бросила я ей на колени атлас дорог. — Другую дорогу искать надо. Не ровен час, дядя Жора с Китом объявятся. Я уже и так удивляюсь, почему они нас до сих пор не догнали.
Лялька оглянулась назад, поискала глазами черный дядин Жорин джип, но, не обнаружив на горизонте ничего похожего, уткнулась в атлас.
— Ну что, — не вытерпела я (уж слишком долго она изучала карту), — нет, что ли, другой дороги? Хоть в лес сворачивай и отсиживайся там до следующей ночи.
Лялька на мои реплики не реагировала и по-прежнему изучала карту.
— Вот что, — сказала она наконец, — в Москву будем возвращаться через Тулу.
— Через Тулу? — удивился сзади Фира. — Дык это большой крюк получится.
— Подальше положишь — поближе возьмешь, — парировала Лялька. А мне сказала: — Примерно через двадцать километров будет поворот на Сухиничи. Сворачивай туда, а оттуда дуй прямиком до Тулы. Ну а уж от Тулы до Москвы рукой подать.
Я с энтузиазмом вжала педаль газа в пол и погнала, что есть мочи, к вожделенному повороту. Моя бы воля, я бы прямо сейчас куда-нибудь свернула, только бы спрятаться от возможного преследования.
Вскоре мы действительно заметили на дороге указатель. На Сухиничи надо было сворачивать направо. Я в последний раз посмотрела назад, на дорогу и, не обнаружив черного джипа, вздохнула с облегчением. Сейчас съедем с шоссе и благополучно затеряемся среди деревень. Крюк, конечно, придется сделать немалый, но что это значит по сравнению с пистолетом дяди Жоры и кулачищами Кита.
Впрочем, все оказалось не так страшно, как мы думали, и на заметание следов ушло не более двух часов. Так что к Москве мы подъезжали еще засветло. Впрочем, в город въезжать не стали, а сразу же отправились на дачу. Во-первых, старики — Фира и тетушка всегда, когда приезжают в гости, живут на даче, а во-вторых, сейчас это самое безопасное место. Макс не знает, где находится наша дача, — не успел еще побывать в гостях. А значит, и никто из его окружения об этом тоже не знает. И главное, что об этом не знает дядя Жора.
В общем, решено было до лучших времен затаиться в пригороде. А какими они будут, эти лучшие времена, я еще пока не знала. Вот приедем, обустроим стариков и будем думать, что делать дальше — сразу в милицию идти или еще погодить. Я даже отцу поэтому не стала звонить. А то, как узнает, что мы уже на подъезде к городу, так сразу же примчится повидать свою дорогую сестрицу и не менее дорогого в прямом и переносном смысле Фиру (уж очень дорого обходятся нам его фокусы). Мне же сейчас было не до него и вообще не до кого.
Но, как говорится, мы предполагаем, а бог располагает...
Короче, отец уже был на даче. Его машина стояла во дворе, а все окна в доме были распахнуты настежь. Видать, отец дом проветривал после зимы.
Дачный поселок не встретил нас цветущими садами и обилием цветов, как в Больших холмах. Да и что говорить, листья на деревьях и те еще толком не распустились. Одна только молодая травка радовала глаз ядреной зеленью. Да еще свежий воздух. Уж что-что, а воздух у нас хорош. Вот как выйдешь из машины, как вздохнешь, аж голова кружится.
— Хорошо-то как! — воскликнула тетя Вика, выбравшись из машины и с усилием разгибая поясницу. — Прямо рай!
А из дома навстречу уже торопился отец.
— Вика! — кричал он. — Родная! Как я рад!
Он обнял и расцеловал сначала сестру, а потом Фиру.
— Ну, как дела, старина? — спросил он у Фиры. — Где тебя черти носили? Мы тут с ума посходили — всё беспокоились, куда ты подевался. Загулял, что ли?
Пока они здоровались и целовались, мы с Лялькой начали разгружать машину. Мы вытаскивали тюки, баулы, сумки, коробки и сваливали все это прямо на траву, так что вскоре возле Лялькиной «Судзуки» выросла целая гора добра. И как только все это уместилось в небольшом, в общем-то, джипчике?
— Что это у вас вещи как-то по-цыгански упакованы? — удивился отец. — Что это за тюки?
— Некогда было по чемоданчикам раскладывать, — брякнул Фира, — гнались за нами.
Услышав это, отец удивленно замер возле раскрытого багажника.
— Что значит гнались? — не понял он.
Я махнула на Фиру рукой, делая вид, что старик опять завирает.
— Потом, все потом, — сказала я. — Давайте сначала разгрузимся и, если можно, поедим. — Пап, у тебя ничего съестного нет? Мы почти сутки не ели.
Отец видно хотел спросить, почему это мы сутки ничего не ели, но передумал и растерянно развел руками.